Скарабей сердца

Старик вышел из-под зонта плетёной колесницы, тяжело опираясь на позолоченную трость. Полуденное солнце пекло беспощадно, и он дождался, потея и хмурясь, пока возница отцепит с колесницы зонт и поднимет над его головой.

Из ворот выбежал второй раб, главный ключник, в белом схенти[1], расшитом золотой нитью.

– Добро пожаловать домой, хозяин, – сказал он, беря у старика трость и помогая ему подняться по мраморным ступеням. Он подал знак вознице, и тот вернулся к колеснице с зонтом.

Дом старика представлял собой почти что дворец, один из лучших во всей Чёрной земле. Двухэтажный, он был окружён тенистым садом с пальмовыми деревьями и цветущими кустами. С одной стороны располагалось большое стойло, полное прекрасных лошадей. Правда, старик никогда не ходил полюбоваться на них. Он считал, что контролировать лошадей невозможно. Однажды, когда он был ещё ребёнком, его лягнула кобыла, и с тех пор он хромал. Семьдесят восемь лет постоянной боли! Нет, у старика имелись рабы, чтобы присматривать за животными, и возница, чтобы доставлять его туда, куда ему вздумается. Лошади были нужны, лишь чтобы впечатлять визитёров, демонстрировать всем его богатство.

На противоположной стороне сада располагался бассейн, блестящий ярко-голубым под полуденным солнцем. Увидев на поверхности воды несколько листьев, старик нахмурился.

– Талгу ещё не почистила бассейн?

– Я велел ей уйти с солнца, хозяин. В её возрасте нехорошо быть на такой жаре, – отозвался ключник. – Она почистит бассейн позже. Хозяин хотел искупаться?

Старик часто пользовался бассейном: тёплая вода успокаивала боль в его покалеченной ноге. Но сейчас было не время нежиться в благоухающей воде. У него имелись неотложные дела.

– Мальчишка здесь? – спросил он ключника, входя в дом.

Ключник кивнул.

– Его привели утром. Я отвёл его в кабинет, как вы и просили, хозяин, – сказал он, снимая со старика вычурный парик и протирая его лысую голову надушенной тряпочкой.

Потом он надел на хозяина свежий парик. Этот парик был домашним, проще, чем уличный, но всё же изготовленным из человеческих волос.

Ключник поднёс старику зеркало, и тот повертел головой так и эдак, удостоверяясь, что парик сидит ровно.

– Очень хорошо, Хотеп, – сказал он. – Принеси пива. И пусть никто меня не беспокоит.

Старик прохромал мимо рядов ярко украшенных колонн и остановился рядом с пальмовыми деревьями, растущими в больших блестящих горшках. Протиснувшись между ними, он открыл дверь, выкрашенную в цвет стены и оттого незаметную. Дверь вела в тёмный коридор, который кончался ещё одной дверью. Старик открыл вторую дверь деревянным ключом.

– Добрый день.

На отполированном полу сидел мальчик, руки и ноги у него были крепко связаны. Он поднял взгляд и зашипел, словно загнанная в угол змея. Вельможа решил, что пленнику не больше двенадцати или тринадцати, однако он уже начинал сутулиться. Его коричневая кожа во многих местах была испещрена шрамами. Тёмные волосы падали непокорными кудрями ему на плечи. Мальчик выглядел совершенно неуместно в секретной комнате старика, просторной, с узкими окнами под потолком. У двери стояла статуя Хеки, древнего бога магии, – в одной руке нож, в другой посох, обвитый змеями. Повсюду были низкие столы, большинство завалено свитками папируса или восковыми табличками. Один был заставлен стеклянными бутылочками, полными ярких жидкостей. В воздухе висел тяжёлый запах ладана.

– Кто вы такой? – требовательно спросил мальчик. – Зачем привели меня сюда?

– Я всего лишь скромный служитель Хеки, – ответил старик. – Волшебник! Ты можешь называть меня хекау[2].

– Немедленно отпустите меня, – прорычал мальчик, явно не впечатлённый изысканной обстановкой. – Я ничего плохого не сделал. Может, вы и богач, но это не даёт вам права удерживать меня против воли.

– Скоро мой раб развяжет тебе руки и ноги, – усмехнулся вельможа. – Тебя зовут Абануб, не так ли?

– Откуда вы знаете моё имя? – удивился мальчик.

– Абануб означает «царь золота», – продолжил старик, не отвечая на вопрос. – И всё же ты не можешь позволить себе расшить золотой нитью набедренную повязку – сетхи. Ты нищ. Неудачливый отпрыск бедняков.