Откуда и почему всплывают вдруг в беспамятстве ночного отключения от действительности такие яркие картины невозможных снов?
«Приподнятое настроение, чуточку волнения и уверенность, что готов к экзамену. Какая-то светлая аудитория с огромными арками старинных окон, вполне понятный вопрос на экзамене по истории – войны и завоевания шестнадцатого или семнадцатого веков. Перед глазами – карта Западной Европы – знакомые очертания: Испания, Англия, раздробленные княжества Германии. И вдруг через секунду – беспомощность. Какое – то помутнение, выпадение памяти: вместо карты – белый равнодушный цвет – ни границ, ни названий, исчезли реки и моря. Пустота. Утомительный напряг, чтобы мысленно восстановить хотя бы какие-то обрывки текста, нужных страниц учебника, и отчаяние – все бесполезно. А в рюкзачке, в карманах – ни одной шпоры, подсказки – самоуверенный отличник. И, что странно, – паники нет. Только глубочайшее чувство потерянности, неудовлетворения и разочарования».
Вскочил с кровати с мыслью:
«Скорее на турник! К черту эти щенячьи переживания от несуразицы увиденного сна! Восемнадцатый год скоро по темечку шарахнет, а ты все копаешься во внутренних заморочках сновидений, как девчонка!»
Телефонный перезвон в пустой квартире затормозил на пороге. Глуховатый бас деда из далекого германского городка отрапортовал по-военному четко и немногословно:
– Ярик, мы долетели нормально. Уже у Инны садимся за стол завтракать. Жалко, что ты заупрямился. Ну, не скучай! Готовься к экзаменам. Ведь не могли же мы тебя, как теленка, на веревочке в Германию притащить. На день открытых дверей в университет поедешь? Ведь специально для таких, как ты, преподаватели стараются. Наобещают с три короба, по аудиториям протащат. Только после окончания вуза с дипломом придется побегать по конторам, чтобы устроиться на работу. Гарантий ведь никто не дает. Ну, ничего! Вызов твой в Германию готовенький лежит в шкафу. Получишь аттестат и сразу все для себя прояснишь. Пока! Привет от всех!
Ярослав на минуту представил, как бабушка поднималась с ее одышкой по трапу в Шереметьево, крестилась, опираясь на руку деда, впервые в жизни увидев вблизи огромную махину лайнера. Усмехнулся: «Понравится летать – будут каждый год домой наведываться, пока не обживутся в чужой стране».
Разминаясь, сразу припустил быстрым шагом, но тело, привыкшее к нагрузкам, требовало скорости. Деревянная калитка на школьном стадионе была нараспашку, без задержки вышел на обычную натоптанную земляную беговую дорожку.
Секундомером никогда не пользовался. Главное – знать свои предельные возможности, чтобы при сдаче нормативов в конце года не шагать последний круг пешком под насмешки одноклассников и подбадривающие крики девчонок: «Держись, еще сто метров нужно доползти!»
Ранняя весна уже к середине марта расправилась с высоченными снежными сугробами, морозными ночами подъедая дневную капель и грязные лужи. И утреннее неторопливое восхождение постепенно разгорающегося солнца сразу растворяло, разбавляло высоченную синь распахнувшегося неба.
Эта захватывающая дух ежедневная пробежка по стадиону, потом по широченным улицам медленно просыпающегося заволжского поселка выключала все посторонние мысли, фиксируя внимание только на ежесекундных изменениях вокруг: редкие машины, случайный прохожий, стук молотков строителей на новой крыше шикарного двухэтажного особняка. И волны особого морозного, упругого воздуха, которые ощутимо тормозили движение – так его было много вокруг.