– Хрясь! – мощный кулак фронтовика-танкиста ударил по столу.
Так шарахнул, что меня будто тряхнуло. Зазвенела посуда, на пол отправились бокал и две рюмки. На столе также нарушилась композиция, которую с трудом и тщанием выстраивала мама.
Светлый праздник дня рождения товарища Владимира Ильича Ленина осквернялся новым витком моей ссоры с отцом.
– Ты закончил инженерно-экономический! Я нашёл тебе место в Ленинграде, договорился с людьми. Неблагодарный! – продолжал отчитывать меня отец. – А знаешь, Толя, я ведь и вправду повлияю на решение комиссии по распределению! В ПТУ хочешь? Будет тебе ПТУ. Раз тебе помощь не нужна, раз ты от кандидатской отмахиваешься…
Он выпил рюмку залпом, а после посмотрел на меня с вызовом и снова взорвался.
– Да я запру тебя в ПТУ, чтобы ты увидел, как жизнь устроена! В облаках летаешь? Летчик-недоучка! Клава, ты слышала! Я ему место уютное предлагаю на кафедре, а он в бурсу метит! Тьфу!
От басовитого тона полковника танковых войск, а ныне преподавателя ЛИЭИ, мне становилось не по себе. Помнит организм, в который я вселился, что Аркадий Борисыч может перейти от угроз к делу. Нет, я не боялся, да и не мой это отец фактически, а родитель того парня, в которого попало мое сознание. Ну и свои доводы у меня имелись.
– Ты можешь разбить всю посуду, это не изменит моего решения. Быть ассистентом в лаборатории по блату – неправильно. Мое решение – нет! Прими это и не пугай маму!
Пока отец выходил из себя, я с невозмутимым видом распределял пюре по краям тарелки, чтобы оно быстрее остыло. Спор спором, а обед по расписанию. Да еще такой, как в молодости. Мама готовила по-советски выверено и вкусно. Вот где нужно было брать ГОСТы на приготовления блюд!
Я подцепил, наконец, ложкой пюре – нежное, без комочка, в меру сливочное. А котлеты по-киевски, которые мы сегодня вкушали… Надрезаю – и только тогда ровнёхонько из серединки выливается масло. Мясо тает во рту. Да, нет украшательств в виде пророщенного гороха, или капель терияки. Так и пошла эта терияка прямо в… Как по рифме, так пусть и идет. А мы будем есть еду, приготовленную с любовью и уж точно без ГМО.
Я совершенно спокойно потянулся за колбасой – докторская была нарезана тоненько, словно на слайсере, но точно руками мамы. В будущем на праздники уже вареную колбасу не нарезали. Но у нас и не только она – в центре букетиком сложены такие же тонюсенькие кружки сервелатика, этих немного – дефицит. Все это знают и едят соответственно. И кушается тогда настолько внимательно, что каждый оттенок вкуса ловишь, ведь это еда не на каждый день.
Отец не отставал – нацепил на вилку кусочек очищенной селедки с колечком лука, съел, посмотрел на меня.
– Давно ты стал считать, что блат – это плохо? Кто меня подговаривал соглашаться идти на работу в ЛИЭИ и помогать тебе в учебе? Что я скажу Дмитрию Николаевичу? Он оставлял за тобой место на кафедре! Какой позор на мои седины! – продолжал сокрушаться родитель.
Селёдочка не помогла. Отец позеленел и начал расхаживать взад-вперед по залу, шепча одними губами: «Нет, вы на него посмотрите, умник какой! Вырастили на свою голову!»
– Аркаша, может… – попробовала вставить свои «пять копеек» мама.
– Аркаша? Вари кашу! Не лезь в разговор, женщина! – разъярился Аркадий Борисович.
Я в родительские разборки не лез. Так-то они живут душа в душу. Отец третирует мать, та чаще всего терпит, но оба, как это ни странно, любят друг друга, без сомнений.
– Сынок, отец прав. Он договаривался с уважаемыми людьми, – промямлила мама, то и дело бросая на него взгляды, высматривая реакцию отца.
– Считайте, что я повзрослел и решения принимаю самостоятельно, – твёрдо сказал я, выпивая компот и выдерживая тяжелый взгляд отца. – Это же вы молодцы, что воспитали человека, способного на собственные решения.
– Давно ли так стало… – пробурчал отец, явно уже устав спорить.
На самом деле причин для того, чтобы не оставаться в институте и не идти на завод по специальности, у меня хватало. Как минимум, я не инженер. Как максимум – мне это без надобности, задачи передо мной совсем другие стоят.