Редакционный архив

Нанять что ли еще людей? Не успевают наши отцифровать редакционный архив. Накопилось за столько десятилетий. И фотографии-то шикарные. Вот фото… Черт знает, какой год. Наверное, из последних пленочных. 2000-е, ближе к началу. Кадр явно случайный, но хоть сейчас на фотовыставку. Длинные волосы запутал ветер. Взгляд сосредоточенный, мимо камеры. В руке диктофон. Рюкзак на плече. Синяя кофта с медведем на пузе. На шее на красной ленте бейдж журналистский.

Все-таки, какой же это год?..

…Это год, когда жизнь замариновала меня в банке с дерьмом по самую макушку. Ну как замариновала? Я сама туда залезла.

Все началось с Анки Косой. Приехала я в далекую почти заброшенную деревню на репортаж о буднях сельского участкового. Здесь магазина нет, школы и детсада нет. Автобусы сюда не ходят. Оставшиеся «в живых» – паноптикум, палата № 6 и корабль дураков в одном месте.

Нас увидели сразу. Многие повылазили из домов. Саша-участковый со всеми здоровается. Знает не только всех жителей, но и их родню до седьмого колена.

– Фаина, сватья Галина твоя так на рынке и пропадает? И чем она там торгует, вам же самим жрать нечего?

– Семен Семеныч, зять-то Василий вернулся с вахты? Вы все деньги пропили?

– Так, Марья Петровна, не помирилась ты со своими снохами? Их мужья – твои сыновья уже померли, что вы все делите-то?

– Ты прям Анискин! – пыталась пошутила я и заткнулась. Участковый Саша, по всем прикидкам, родился в период, максимум, когда страна дружно смотрела «Рабыню Изауру», какой там к черту Анискин.

– А меня все так в деревне и зовут, – неожиданно серьезно отвечает молодой участковый. – Пойдем, еще одних родственничков проведаем.

Заходим в дом-развалюху. Двери открыты.

– Кто дома? Анка? Дед? – зовет участковый.

У окна сидит дед. Деду бы не в этом свинюшнике сидеть, а в каком-нибудь богоугодном заведении. Рубаха мятая. Подштанники обосанные. Голова и руки трясутся. На лице свежие синяки, кровоподтеки.