Разочарованные

Сара

Перед глазами умирающего проносится вся его жизнь. Тем, кто это утверждает, умирать явно не доводилось. Перед моими глазами проносятся лишь тусклые огни неоновых ламп и пробковые панели фальшпотолка, а еще мельтешат облаченные в халаты фигуры, которые торопливо толкают к лифту каталку со мной и что-то кричат – не могу разобрать слова. И никаких воспоминаний. Когда будущего больше нет, ни к чему перебирать прошлое. Но поверь, мне хотелось бы в него окунуться, чтобы хоть недолго побыть с тобой. Хотелось бы увидеть на экране кадры из своего детства – пусть даже в сепии, с рывками и потрескиванием старой пленки, словно кино обо мне сняли в 1930 году. И назывался бы этот фильм «Воспоминания Сары. История одного обмана». Несите попкорн, гасите свет.

Но нет. Ничего. В голове пусто. Ужас. Не всплывает ни одной картинки. Имеет значение лишь то, что происходит здесь и сейчас. Впервые в жизни осознаю это столь явно. С удивлением наблюдаю, как время утекает сквозь мои пальцы: каждая секунда – песчинка, капля соленой воды. Драгоценная неуловимая частичка океана. Мне осталось лишь несколько минут. И ты никогда не узнаешь правды. Моей правды.

Завозят в лифт.

Я попаду в хронику происшествий. Значит, такова судьба. Обо мне станут говорить за обедом, между сыром и десертом. «А помнишь Сару?» Мое имя заставит знакомых морщиться, будет наводить их на плохие воспоминания. Малоприятное доказательство того, что несчастья случаются не только с другими, но и с нами самими.

Вывозят из лифта. Меня вырвало на кого-то в розовом больничном халате.

Никогда до этого мгновения я не испытывала страха, настоящего страха.

One. Two. Three. Мое тело перекинуто на операционный стол. Как мешок с грязным бельем. Точь-в-точь труп.

Никогда до этого мгновения я не испытывала боли, настоящей боли. Убейте меня. Давайте с этим покончим. Лучше умереть, чем так мучиться.

Голоса становятся какими-то невнятными, далекими. По спине пробегает холодок, будто от прикосновения ледяного металла. Слышу крики чаек, шум волн. На моей коже капли влаги и соль. Последняя песчинка проскальзывает между пальцев. Последняя мысль о тебе. The end.

Жаль, что я умираю в окружении неродной речи!

Сторона «А»: Разочарованные

Рабочие заметки

Дело Сары Леруа, 1992 год

Определенная доля ответственности за случившееся с Сарой Леруа лежит на каждой из нас. Я тоже имела отношение к той истории, хотя свою роль в ней поняла и приняла лишь двадцать лет спустя. Не стану называть свое имя – суть не в нем, да и не хочу, чтобы подумали, будто я раскрываю правду с целью обелить себя, подать в выгодном свете, взвалив всю тяжесть вины на других. Просто я считаю, что правда должна быть где-то записана. Ради нас, ради Сары, а может, ради вас. И чтобы мы наконец научились жить с тем непростительным поступком, который когда-то совершили.

Вероятно, все подумают, что тогда у нас отсутствовали всякие моральные принципы. Нет, они у нас были, но только не те, которые запрещали бы нам лгать полиции, нашим родственникам, да и самим себе. А те, что изобретают пятнадцатилетние подростки, еще не смирившиеся с тотальной несправедливостью этого жестокого мира. Описывая вам сегодня события двадцатилетней давности, я буду основываться именно на этих принципах.

Фотография, приложенная к этим заметкам, сделана за несколько дней до исчезновения Сары Леруа. На снимке слева направо: Анжелика, в которой, господь не даст соврать, ангельского не было ничего, Моргана – сегодня ее охарактеризовали бы как «подающую большие надежды», Жасмин – в газетах и полицейских отчетах ее снисходительно называли дочерью домработницы, и Сара Леруа. Ее вам представлять не нужно, если только последние двадцать лет вы не провели в спячке в каком-нибудь иглу посреди Гренландии.

Понимаю, вам хочется знать, кто я, но это не имеет никакого значения, потому что есть только мы – единое целое, мы – Разочарованные. Как во французской грамматике, да и в жизни тоже, род мужской главенствует над женским, так в нашей истории «мы» всегда было важнее, чем «я», поэтому позволю себе писать от имени всех нас.

Следующая страница