Башня
Гул эхом раскатывался под куполом, как будто сам воздух звенел от напряжения. Металлический голос диктора – беспристрастный, ровный – провозглашал приговор, и слова его плавно, как капли из сломанного крана, оседали на стеклянных стенах города.
– Нарушение Прогноза. Попытка вмешательства в Расчёт. Публичное распространение нелегальных артефактов.
– Наказание: аннигиляция.
Рейна смотрела из-за плеча отца. Её глаза, большие и темнее, чем глаза её матери, не мигали. Ей было семнадцать – достаточно, чтобы понимать слова, но ещё слишком мало, чтобы до конца осознать их вес.
Мать стояла на платформе посреди Площади Прогнозов, одна, в белом, как снег, халате. Волосы спутаны, руки свободны. Она не кричала. Не сопротивлялась. Она смотрела вверх – на бесконечно высокий купол, где отражался сам город, словно вогнутая линза. Там, в отражении, она тоже стояла. Тень на стекле.
– Расклад жив! – закричал кто-то из толпы, и тут же его заглушил треск электродубинки.
Огни дронов сгустились, образуя кольцо. Они зависли, как хищные птицы, а потом – вспышка. Свет ударил в глаза, и на месте женщины остался лишь круг пепла и стеклянная плита, медленно скользящая в пол.
Рейна тогда подумала, что сердце у неё не билось. Оно просто остановилось, как будто Оракул выключил и его тоже. Система. Прогноз. Всё правильно. Всё по плану.
А потом наступили дни без дней.
Эфирия продолжала жить, как часы: каждый тик – предсказуем, каждая секунда – запланирована. Но внутри Рейны время застыло.
Пустота. Не в доме. В ней.
Её никто не тронул. Никто не утешил. Просто отвели – как протокол велит. И с того дня каждое утро было серым, каждый вечер – тише предыдущего.
Годы прошли не касаясь её. Они просто… случались.
Спустя десять лет Рейна сидит в белом кресле, в белой комнате, с лицом, не знающим ни морщин, ни слёз. Стены квартиры отражают свет равномерно, как страницы из стерильной книги. За окном – купол, и в нём отражается она. Всё те же волосы. Всё те же глаза. Только тень исчезла.
На столе – планшет с последним Прогнозом. Мужчина, 42 года, уровень допуска: средний. Работа на перерабатывающей станции. Умрёт в 56. Умеренная склонность к тревожности, рекомендована седация. Дети: 2. Супруга: по Расчёту, назначена через месяц.
Рейна читает данные, как будто это не о человеке, а о сломанном двигателе. Она выводит отчёт голосом – спокойным, чётким. Без интонаций.
– Вы проживёте долгую, стабильную жизнь. Оракул благословляет ваш путь.
Мужчина кивает. Он не плачет, не улыбается. Уходит – и с ним уходит смысл. Рейна не провожает взглядом. В комнате остаётся тишина.
Она выключает терминал. Вдруг замечает что-то странное: трещина в стекле стены. Почти незаметная, тонкая, как волос. Она подходит ближе. Проводит пальцем. Острые края царапают кожу. Стекло дрожит.
Трещина.
Рейна садится на край кровати. В голове – отдалённый звук пепла, шепот из далёкой памяти:
«Расклад жив».
Она закрывает глаза. И тени вновь собираются в углах комнаты.
Там, где нет света.
Там, где никто не слышит шёпот.