Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись, сканирование или иные электронные либо механические методы, без предварительного письменного разрешения правообладателя, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации.
Данная книга является произведением художественной литературы. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения автора или используются в вымышленном контексте. Любое сходство с реальными лицами, живыми или умершими, организациями, событиями или местами является случайным и не подразумевается.
Милена
Рынок гудел, как растревоженный улей. Я пробиралась сквозь толпу, высоко держа корзину с гусиным пухом, который мать велела беречь, как зеницу ока. Люди вокруг толкались, орали, торговались, и никто, похоже, не замечал худенькую девчонку, что лавировала между ними, стараясь не уронить свою ношу. Один неосторожный шаг – и пух окажется в грязи, растоптанный сапогами торговцев и зевак. А это значит, дома меня ждёт не просто выговор, а настоящая буря.
– Эй, поосторожней! – буркнула я, когда очередной прохожий, здоровенный дядька с корзиной яблок, чуть не сбил меня с ног. Он даже не обернулся, просто протопал дальше, оставив меня покачиваться, как тростинка на ветру. Никто не извинился, никто не спросил, всё ли со мной в порядке. Да что там, никто даже не взглянул в мою сторону.
Я не была невидимкой для жителей нашего городка. Они видели меня – дочку швеи, вечно таскающую корзины с нитками, тканями или ещё чем-нибудь, что мать считала важным. Но им было всё равно. А мне – нет. Если пух из корзины вывалится в грязь, мать устроит мне такую головомойку, что я неделю буду краснеть от одного её взгляда.
– Простите, – пробормотала я, когда очередной локоть ткнулся мне в плечо. Корзина опасно накренилась, и я, споткнувшись, юркнула в узкий переулок между прилавками, чтобы перевести дух и поправить свою ношу. Тут же рядом, как назло, оказалась пекарня. Аромат свежеиспечённых булочек – сладких, с хрустящей корочкой, посыпанной маком, – ударил в нос. Желудок предательски заурчал, напоминая, что с утра я проглотила только кусок чёрствого хлеба с водой. Но времени на мечты о булочках не было. Как и денег.
Я уже собиралась вернуться в толпу, когда заметила странную тишину посреди рыночного гомона. В гуще суеты, среди криков торговцев и смеха покупателей, был один островок пустоты. Люди расступались, словно вода перед камнем, вокруг старухи, что медленно брела от прилавка к прилавку. В её костлявой руке покачивалась плетёная корзина, а сама она опиралась на узловатую трость, постукивая ею по булыжникам. Никто не подходил к ней ближе, чем на три шага. Покупатели отворачивались, торговцы вдруг находили дела поважнее, а дети, обычно носившиеся по рынку, как угорелые, замолкали и прятались за родительские спины.
Я прищурилась, пытаясь разглядеть старуху. И тут сердце у меня ёкнуло. Это была она – личная служанка Холодного Короля.
Неудивительно, что её сторонились. Хрупкая, сгорбленная, с белоснежным пучком волос, старуха выглядела так, будто её вот-вот сдует ветром. Но было в ней что-то… неправильное. Что-то, от чего по коже бежали мурашки, а волосы на затылке вставали дыбом. Её глаза – слишком яркие для старушечьего лица – будто видели тебя насквозь. И всё же, глядя на неё, я не могла понять, почему её боялись больше, чем меня игнорировали.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Старуха поскользнулась на мокром булыжнике, покрытом грязью, и рухнула на колени. Корзина выпала из её рук, и по земле рассыпались мотки ниток, блестящие пуговицы и пара иголок, тут же утонувших в грязи. Толпа замерла, но никто не шевельнулся, чтобы помочь. Люди просто стояли, перешёптываясь, и отводили взгляды.
Я, не раздумывая, бросила свою корзину у стены и кинулась к старухе. Сердце колотилось, но я не могла просто стоять и смотреть, как она барахтается в грязи.
– Вы в порядке? – выпалила я, опускаясь рядом с ней на колени. – Давайте помогу!