Может статься, что наш разумный вид далеко не первый и не последний венец эволюции на бескрайних просторах вселенной, в её прошлом и тем более в её незримом для нас будущем. Наивно считать будто только близкий родственник шимпанзе или гориллы может быть наделён высоким интеллектом и тягой к познанию. Жизнь в её многообразии способна дать неисчислимое множество разумных форм, не ограничиваясь ни смекалистой обезьяной, ни той планетой, что мы привыкли считать своим домом. Осмелюсь предположить: мы далеко не одиноки не только в всём зримом океане космического пространства, но так же и не единственный даже в пределах, казалось бы, уже порядком изученной учёными нашей солнечной системы.
Данная мысль всерьёз овладела мной немногим позже того, как я оправился от странного случая амнезии, длившегося почти пять лет, в период с июля 2025 по май 2030 года. Тому странному и длительному по времени расстройству психики предшествовали живые яркие видения. Перед тем, как впасть в полное беспамятство, я, находясь в здравом уме и в состоянии бодрствования, лицезрел перед глазами какие-то фантасмагорические картины необычного, абсурдного вида. Были то высоченные пирамидальные строения на фоне рыжеватого неба, странные пейзажи лесов и лугов, где не было места привычным земному глазу хвойным или лиственным растениям – пупырчатые багровые шары, держащиеся на тонких стеблях, растущие из земли раскидистые фиолетовые бутоны, а вместо травы – тёмно-зелёная слизь. Были там мерзкого вида существа в форме перепончатого диска с тремя равноудалёнными друг от друга глазами и длинными, как у медузы, отростками, интенсивно шевеля которыми, они передвигались протяжными плавучими прыжками.
Это лишь немногое из того, что отложилось в моей памяти. На самом же деле тех образов было куда больше.
Видения эти сопровождались приятной сонной негой. Мне казалось, что нечто извне утаскивает моё сознание в мир, природу которого я и по сей день затрудняюсь описать словами. Эмоционально это сопровождалось какой-то апатией как к увиденному, так и ко всему окружающему. Ступор и безразличие овладели тогда мной, и я медленно, сам того не заметив, погрузился в глубокий, неведомый мне доселе сон, по пробуждению от которого я впал в смятение.
Лёжа на кровати, я смотрел на знакомую обстановку – квартиру моей покойно бабки, в которую я съехал от родителей сразу после её смерти. Та же самая мебель, компьютер на столе, знакомые зелёные шторы, поклеенные моим отцом светлые обои, люстра с тремя зелёными плафонами. На месте была и висевшая над кроватью большущая репродукция Айвозовского «Девятый вал», которую я приобрёл ещё до смерти бабки. Прежняя, привычная мне комната…
Вот только были вещи, что сразу бросились в глаза, словно за время моего сна здесь побывал незваный чужак. Привычные мне произведения Кинга, Стайна, Кунца и Лавкрафта, как ненужные, были сложены в небрежные стопки на нижней полке стеллажа, у самого пола. На верхних же полках, на почётном месте лежали тома по биологии, генетике, географии, геологии, астрономии, палеонтологии и прочих вполне серьёзных, далеко не научно-популярных изданий. И всё это при том, что я хоть и интересовался многими из этих наук, но точно не как человек, имеющий полноценное образование в данных областях знаний. Весь мой кругозор ограничивался видео-лекциями с интернета, самые сложные из которых предназначались как вводный материал для студентов первого курса, а по большей же части были просто обычным, простенько изложенным научпопом. Тут же было видно, что подобные академические издания мог приобрести человек имеющий не просто профильное образование, но даже, скорее всего, научную степень.
На полке повыше лежали книги по различным языкам программирования, а вся левая часть стеллажа была устлана каким-то распечатанными бумагами, убранными в канцелярские папки со скоросшивателями. Встав с кровати и подойдя ближе, я увидел подписанные названия. По всей видимости, это были монографии всё по тем же естественным наукам. Разобраться в них мог учёныйф, как мне казалось, рангом не ниже профессорского.