– Значит, говоришь, – царь Горох со смаком откусил половину шляпки солёного груздя и показал чашнику глазами на пустой лафитник, – кричит, что невиновен и правды требует?
– Так точно, государь! – громовым басом держал ответ генерал Жмых. Руки генерала при этом еще плотнее прижали лампасы к бёдрам. – Орёт благим матом!
– Орёт, говоришь? – царь торопливо оглянулся на царицу Манефу, которая на что-то сердито пеняла ключнице, и проворно влил в рот ещё одну толику хмельного зелья.
И не успел благодатный напиток отщекотать подобающим образом гортань царскую, как в палатах разразилась визгливая гроза.
– Гора! – истошно вопила царица, аки орлица, набрасываясь на оторопевшего супруга. – Опять?! Только вчера лекарь заморский пенял, что ливер твой разбух, как баба на сносях, а ты снова водку хлещешь, почём зря?!
– Маня, не кричи, – быстро сложил на груди ладони царь, – тут дело государственное…
– А у тебя всегда всё государственное! – не вняла просьбе царица и отвесила звонкого «леща» густо покрасневшему чашнику. Шапка чашника покатилась под стол.
– Видишь, какая ты, – грустнее грустного вздохнул Горох, – вместо того, чтобы помочь мужу, ты любого да всякого обидеть норовишь. Эх, жизнь моя не за полушку сгубленная! Разве думал я, гадал, когда к отцу твоему сватов засылал, что вместо опоры жизненной с приданым получу…
– Хватит причитать! – топнула ногой царица Манефа. – Говори: чего опять не так!
– Вот, – вскинул вверх палец царь, – наконец-то мы с тобой до сути дела добраться сумели, а потому послушай заботу нашу, матушка. Давай, генерал, рассказывай, как на духу.
– Тут такое дело, государыня, – генерал Жмых еще плотнее прижал потные ладони к уже сырым лампасам. – Не знаю, как начать, но начну. Короче, в деревне Крохоборово убили мельника Никодима, а, тут слушок пролетел, что объявился этот Никодим в городе Манефград живым и здоровым.
– Так не убили, значит, мельника вашего, ежели он объявился, – стукнула царица костяшкой указательного пальца по генеральскому лбу. – Дурья твоя башка! Чего тут думать-то?
– И мы все так думали, государыня, – потёр генерал пальцами ушибленный лоб, – но, тут такое дело, Прошку Голоштанова за это убийство осудили. Вот. И завтра при всём народе под царскими окнами голову ему рубить станут. Вот. И народ уже должным образом оповещён. Все ждут, а он, подлец, откуда-то прознал, что мельника в Манефграде живым видали, и кричит сегодня с утра из подвала на всю улицу, что невиновен. Вот.
– А в чём же он виновен, ежели мельник живой? – задумчиво погладила ладошкой государыня черные брови и стала смотреть в окно, а все прочие глядели на царицу.
Царь Горох, не сводя со спины супруги очей,потихоньку пнул чашника ногой и тот дрожащей рукой наполнил до краёв лафитник. Опрокинуть содержимое лафитника в рот было делом мгновения и, когда царица отвернулась от окна, Горох чесал пальцами реденькую бородку, выискивая, а чего бы съесть с хлебосольного стола на закусочку.
– Опять тяпнул? – подозрительно глянула царица на мужа, но тот только возмущенно вскинул брови, дескать, как тебе не стыдно матушка, говорить этакое в такой ситуации.
Царица перевела взор на чашника, отчего царедворец скукожился, словно ольховый лист над костром и шапку поплотнее на уши натянул, но миновала его на этот раз заслуженная кара. Манефа снова обратила взор на супруга и спросила, с той же задумчивостью, с какой в окно смотрела.
– Ну, что ты думаешь?
– Я думаю, что отрубить ему надо завтра башку, чтоб не орал лишнего, – молвил царь, взяв со стола изрядный кус расстегая. – А то привыкли все на глотку брать. Из-за какого-то слуха пустяшного он тут бузу затевает!
– А если он и впрямь не виновен?
– Как же «не виновен», коли сам сознался в душегубстве? – не переставая жевать, парировал неудобный вопрос жены Горох. – Вон, генерала спроси!
– Сознался! – мгновенно отрапортовал воинский начальник.
– В чём же он сознался, ежели мельник ваш жив? – опять удивлённо пожала плечами царица Манефа. – А?
– Во всём! – рявкнул генерал.
– Что ты орёшь, как оглашенный? – посмотрела в сторону военного чина царица. – Тут разобраться надо. Голову срубить легко, а вот назад пришить её не получится. Вели-ка сюда этого Прошку привести.