Блестящий черный лимузин со стеклами, оклеенными пуленепробиваемой поликарбонатной пленкой, с шинами, не боящимися проколов, защищенный по последнему слову науки и техники керамической броней, которая кое-где дополнялась пластинами из броневой углеродистой стали повышенной твердости, казался чертовски неуместным на грунтовой дороге, уходящей в глубь Битцевского лесопарка, занимающего изрядный кусок юго-западной части города. Это был почти девственный лес с густыми березовыми и осиновыми рощами, между которыми привольно росли сосны, вязы и клены; здесь в мыслях всплывала память о кочевых племенах каменного века, бродивших по изуродованной отступившим ледником земле и охотившихся с самодельными копьями на мамонтов среди природы, державшей наготове кровожадные зубы и когти. А бронированный «Линкольн Континенталь» напоминал о совсем иной цивилизации, использующей совершенно другое насилие: об эпохе снайперов и террористов, вооруженных автоматами и осколочными гранатами.
Москва являла собой осажденный город. Столица сверхдержавы балансировала на грани краха. Взбунтовавшиеся коммунисты-консерваторы пытались вырвать Россию из рук реформаторов. В город вошли десятки тысяч солдат, готовых стрелять в его жителей. Колонны танков и бронетранспортеров с грохотом перли по Минскому шоссе и Кутузовскому проспекту. Танки окружили здание Моссовета, телецентр, здание Верховного Совета, караулили возле редакций газет. По радио нельзя было услышать ничего, кроме призывов группы заговорщиков, называвшей себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению. После нескольких лет продвижения к демократии Советский Союз мог снова вернуться во власть темных сил тоталитаризма.
В лимузине сидел пожилой человек с седыми волосами и красивыми, аристократическими чертами лица. Это был посол Стивен Меткалф, живое олицетворение американского истеблишмента[1], советник пяти президентов начиная с Франклина Делано Рузвельта, чрезвычайно богатый человек, посвятивший жизнь службе своему правительству. Посол Меткалф – он уже давно находился в отставке, и звание посла являлось всего лишь почетным титулом – был срочно вызван в Москву старым другом, занимающим высокое положение в правящих кругах советской власти. Посол не встречался с этим человеком лично уже несколько десятков лет: их отношения были глубоко захороненной тайной, не известной никому ни в Москве, ни в Вашингтоне. Русский друг – его кодовое имя было Курвеналь – настаивал на свидании именно в этом пустынном месте. Он сильно волновался, но времена и впрямь были тревожными.
Углубившийся в раздумья, но – это можно было заметить с первого взгляда – сильно возбужденный старик вышел из своего лимузина лишь после того, как четко увидел своего друга, генерала с тремя звездами на погонах, тяжело припадавшего на протезную ногу. Сделав первые несколько шагов, американец окинул лес пристальным взглядом своих все еще зорких, хотя и выцветших глаз, и кровь у него в жилах похолодела.
Он обнаружил за деревьями наблюдателя. Второго… Третий наблюдатель! Его и русского, скрывавшегося под кодовым именем Курвеналь, выследили!
Это беда для них обоих!
Меткалф хотел крикнуть своему старому другу, предупредить его, но в следующий момент заметил вспыхнувший на линзе оптического прицела винтовки отблеск луча заходящего солнца. Это была засада!
Всерьез испугавшись, пожилой посол повернулся и со всей скоростью, какую допускали его подагрические ноги, заковылял к своему бронированному лимузину. При нем даже не было телохранителя; впрочем, он никогда и не ездил с ними. Посла сопровождал только водитель – безоружный американский морской пехотинец, которого выделило в его распоряжение посольство.
Внезапно к нему со всех сторон кинулись люди. Одетые в черную форму, в черных беретах военного образца и вооруженные автоматами. Они окружили его, и он начал было отбиваться, но он уже не был молод – он давно уже был не молод; ему постоянно приходилось напоминать себе об этом. Это похищение? Его взяли заложником? Он хрипло крикнул своему водителю.