© Лихтер П. Л., 2024
© ООО «Проспект», 2024
* * *
Изображение на обложке с ресурса Shutterstock.com
Автор:
Лихтер П. Л., кандидат юридических наук, доцент кафедры частного и публичного права Пензенского государственного университета.
Рецензенты:
Гошуляк В. В., доктор юридических наук, доктор исторических наук, профессор, директор Юридического института Пензенского государственного университета;
Синцов Г. В., доктор юридических наук, профессор, проректор по международной деятельности Пензенского государственного университета.
Лауреат Нобелевской премии по литературе Т. Элиот писал: «Между идеей и повседневностью, между помыслом и поступком падает тень»[1]. Опыт социального взаимодействия подтверждает, что с подобной тенью всякий раз сталкивается человек, обнаруживая разрыв между обыденной и правовой реальностью. Любые повседневные действия сами по себе не юридические факты, но становятся таковыми, когда индивид выступает стороной правоотношений. Совокупность явлений объективной действительности обособляется в правовую реальность при определенном качественном своеобразии, которое подлежит изучению.
На первый взгляд, сегодня происходит становление новой правовой реальности, к которой неприменимы подходы античной традиции философии. Однако это не совсем так. Проблемы, связанные с онтологическим статусом правовых институтов, методологией их познания, поиском оптимального баланса юридических принципов и ценностей известны давно. В Древней Греции V–IV веков до н. э. сформировались первые отвлеченные представления об идеальном и материальном, частном и коллективном, эстетичном и утилитарном. Там же зародились первые онтологические и гносеологические вопросы, не потерявшие методологического значения в наше время. Современные глобальные риски, необходимость закрепления новых правовых институтов требуют от юридической науки разнообразных подходов к осмыслению права, в том числе с использованием методов познания, проверенных временем. Особенное внимание в исследовании уделяется концепции объективного идеализма Платона, для которого гносеология, этика и эстетика носят выраженный онтологический характер. Значение платонизма для развития цивилизации Европы показывает, что усердное изучение Платона необходимо для уверенной ориентации не только в онтологических или этических предпосылках, но и в основанных на них феноменах юридической действительности.
Платон в диалоге «Государство» рассказывает миф о пещере, в котором феноменальный мир, чувственно воспринимаемый человеком, сравнивается с тенями на стене[2]. Цель познания заключается в поиске методологии, позволяющей выйти из пещеры и увидеть несокрытое, реальность как она есть. Восхождение и созерцание высших идей возможно за счет подъема души в область умопостигаемого, где обитают причины истинного, справедливого, прекрасного. Понимание правовых феноменов как они есть также требует поиска сущностных предпосылок, формирующих юридические конструкции.
Древнегреческие концепции диалектики, холизма, эстетики позволяют взглянуть на составляющие элементы правовой реальности в иной перспективе. Это объясняется тем, что без «непринужденного пребывания в античности» немыслима европейская культура. Иосиф Бродский говорил, что «в определенном смысле, сами того не сознавая, мы пишем не по-русски или там по-английски, как мы думаем, но по-гречески и на латыни, ибо, за исключением скорости, новое время не дало человеку ни единой качественно новой концепции. Двадцатый век настал только с точки зрения календаря; с точки зрения сознания чем человек современнее, тем он древнее»[3].
Необходимо уточнить, что было бы ненаучно смешивать античные и современные представления о праве, государстве или обществе. Правовые институты в Древней Греции не успели обрести той степени абстрактности и систематизации, которая характерна для нашего времени. Есть мнение, что Платона и Аристотеля в принципе не интересовали юридические вопросы, а внимание их было сосредоточено только на этико-политических[4]. Однако это не совсем так: холистическое мировоззрение не позволяло рассматривать юридические вопросы в чистом виде, в отрыве от политики, этики и эстетики. Подобный экстернализм определил развитие фундаментальной юриспруденции вплоть до так называемого антропологического поворота XX века.