ПЕСНЬ
Глава 1
1. Вдруг приходят недлящиеся минуты, когда жизнь обсыпается вся трухой. И нутро, и наружа ухитряются куда-то запропаститься, остается какая-то крохотка, бытийный зародыш, который так мал, что не сыщется ему места ни в пространстве, ни во времени, он затем и есть, чтобы быть навеки потерянным, оставив по себе грусть.
2. Набито время мигами, как стручок горошинами, а эта жизненная каплюшка проваливается в темный межмиговый чуланчик, и там будет парить, как пылинка. Это зачаток пространств и времен, многих вселенных, только нарасти на него плоть.
3. Но бережней надо с этой пылиночкой, искоркой. Не понуждать ни своей памяти, ни воображения, отпустить поводья резвого, но приуставшего коня. Сама отпущенная на волю память оглядит сонные воды и ненатужно разрастется вселенная из единого предмига, изобретет себя – и прошлое, и будущее, исток и исход.
4. Детская бумажная лодочка плывет в неизвестных водах, в океане пустоты. Маковые зерна предмигов собираю я на ладони и вглядываюсь в каждый. Сижу я под вселенской пальмой, роскошно и вольно раскинувшейся в небе.
5. Я ищу миги счастья средь маковых зернышек на моей ладони. Ах, немного их, нет. Счастье, оно – беспричинно, дарованное небесами. Обусловленное счастье сродни земной радости, не нарастить на него вселенную. Растерял я счастливые маковки. Хотя бы отыскать единственную, и я создал бы вселенную счастья – мир нескончаемого детства.
6. Нет во мне легкости и равнодушия природы. И окружен я водами чужого мира, мира надежд и угроз. Истеричная вселенная, как минное поле. Смертельные угрозы и хилые надежды. Сладкая, сладкая вселенная. Сам бы кинулся во все уносящие воды и поплыл бы среди обломков, щепок и сора, в потоке, куда не ступишь дважды.
7. Но воды моей вселенной текучие, иссякающие. Для них готовы подземные резервуары, куда утекают они без остатка. Я как пустынный песок, поглощающий все бесполезные, никуда не приспосабливаемые сверхмиги. Они лишь тревожат свершившуюся вселенную возможностью других миров. Зачем ее, обремененную всем, обогащать очередным разнообразием?
8. Я и сам бы рад уйти без остатка в сладко-медвяный мир с млечными реками, кисельными берегами. Но он меня предавал, этот мир, как я сам – свои сумрачные вселенные.
9. Я подаю не мной вымечтанному миру прошение об отставке. Весь его отдаю другим, сохранив себе единый клочок, местечко под вселенской пальмой, там я вымечтаю свое, ничем не отвлекаемый от думы, кроме разве верещанья зеленых мартышек, суетливо дрочащих свои розовые члены.
10. Тяжелы мои мысли – слепки тяжеловесных жизненных деталей. Из них лишь – складывается разрывная вселенная суеты, новые сочетания и без того опостылевшего мира. Упущенные же мои миры благоухают, как персики.
Глава 2
1. Да, как персики оно благоухают, но больно уж податливы, впитывают всего творца, со всей его тоской, страхом, влечением к гибели. Какой из меня демиург? Что мне дано, так расчистить место под новое творенье, растворить в себе мир, самому себе опостылевший.
2. Хорошее я выбрал местечко. Свешиваются с ветвей пальмы тягучие лианы, птицы свиристят по утрам. Пантеры и тигры выходят из джунглей, чтоб ко мне приласкаться.
3. Схлестнулись валы прошлого и будущего, вздыбившись до небес, окропив меня солеными брызгами. Погасло настоящее. И мне снятся сны реальней реальности, жизненней жизни, глубинней ее и сокровеннее.
4. В этих моих снах я слышу шорох крыльев самой победы, летящей над полем битвы: волосы, как кишащие змеи, а одежда – неподвижна, чуть смятая в складки. Редкостный дух реет над полем моего сна – совершенной победы без возможности поражения. Осененная ее крылом, и гибель будет сладка.
5. И не открывая глаз, я чую теплоту отполированного нагладко моей рукой древка. Слегка ходит, как весы, бронзовый наконечник копья, трехгранный, как пирамида, сводящей все бытие к точечной определенности смерти.
6. Удобно прихвачено копье, и рука моя ликует предчувствием верного удара, враз – и насквозь. Воняет лоснящийся конский круп, пыль скрипит на зубах. Черномазый возница лупит коней с маху.