Глава 1
Новгород. Март 1471 г.
Знал ли ты, что свобода существует
Лишь в школьном учебнике,
Знал ли ты, что сумасшедшие правят нами,
Нашими тюрьмами, застенками…
Джим Моррисон, «Американская молитва»
– Имай, яво, шильника, имай!
– Сбоку, сбоку заходи!
– Да что ж вы творите, ироды?! Весь товар-от перевернули!
– Молчи, тетка, не до товару твово – вишь, обманника имаем!
– Сбоку, сбоку давай, Ярема! Эх, уйдет, шильник…
Молодой востроглазый парень в нагольном полушубке и треухе перемахнул через ограду и скрылся где-то на Пробойной. Преследовавший его Ярема – грузный сорокалетний дядька, торговец рыбой – поскользнувшись на собачьем дерьме, ткнулся носом в ноздреватый мартовский снег.
– Эх, ты, Ярема, – подбежав, укоризненно покачал головой его сосед по рядной лавке Парфен-селедочник. Сам-то Парфен хоть и тоже немолод, но и не так грузен, как Ярема, худ, увертлив, ловок – вполне мог бы схватить жулика, ежели б вот не Пелагея-пирожница. Товар, вишь, у ней опрокинули…
– Почто шумим, мужики? – полюбопытствовал, проходя мимо, Олексаха-сбитенщик… вернее, бывший сбитенщик, ныне – Олександр, человек служилый.
Олексаху на Торгу всякий знал, доверяли.
– А ты глянь-ко!
С сопением выбравшись из сугроба, Ярема-рыбник, разжав кулак, протянул Олександру серебряную монету с изображением двух сидящих человеческих фигурок. Монета как монета. Обычная деньга новгородская.
– Обычная? Да ты зубом кусни, человече!
Олексаха так и сделал. С двух сторон монеты остался четкий отпечаток зубов. Фальшивка!
– И вон, ишо такая же! И там…
Олексаха задумался, сдвинув на затылок круглую, отороченную бобровым мехом, шапку.
– Вот что, мужи славные новгородские, давайте-ка сюда деньгу нехорошую. Обманника-то запомнили?
– Ага, запомнишь тут. Парень как парень. Полушубок нагольный – в таких пол-Новгорода – треух на глаза надвинут. Непонятного цвета глаза… волос тоже не виден. Сам, обманник-то, ни высокий, ни низкий, ни худой, ни толстый… средний, в общем… как все.
– Это плохо, что как все, – покачал головой Олексаха. – Еще буде увидите шильника – ловите, иль хоть запомните.
Мартовское солнышко плыло в облаках по высокому небу, пригревало, с каждым днем все сильней, ласковей, топило понемножку снега, разгоняло ночную стужу. Все обильнее капало с крыш, все синее становилось небо, а раз, поговаривали, грохотал уж как-то под утро первый весенний гром. Был ли гром, нет ли – может, и врали. Но что весной все сильнее пахло – все вокруг замечали. Орали на деревьях вороны, пищали синицы, воробьи да прочие мелкие птахи – теплу радовались. Даже Волхов седой заворочался подо льдом, забурчал, затрещал, заругался, чувствуя близкий конец своей зимней спячки.
Стоял Великий пост перед Пасхой, люд православный мяса не покупал, постился, кой-когда перебиваясь рыбкой, да кашей, да огурчиками солеными, да мочеными яблоками – тем сейчас и торговали, да еще рыбьим зубом, да рухлядью мягкой – мехами, издалече ушкуйниками привезенными. Оптом продавали, редко кто шкурками покупал. Торопились купцы – чуть-чуть и растопит весна-красна дороги зимние, по болотам, по рекам проложенные, потянулись уже в родные края гости заморские, свеи да немцы ливонские – кому ж охота в распутицу зазря прозябать, а до лодейных-то путей еще месяца полтора-два – не меньше. Потому и снижались цены. Быстро шла торговлишка-то, уж и не торговались почти, сбыть лишь бы. А быстрота – она в торговле помеха! Мало, что выгоду не соблюсти никак, так новая напасть – то тут, то там фальшивые деньги серебряные обнаруживались – с виду деньга как деньга – а мягка, легковесна! Забили тревогу купцы-ивановцы, многими жалобами посадничьих людей завалили. Да и как не жаловаться-то, коли такая напасть? В колокол ударили, вече собрав. Порешили: разбираться с тем делом посадничьим людям приметливо, фальшивомонетчиков изловить да казнить жестоко, чтоб другим неповадно было. В Волхов их всех, в прорубь! А имущество – на поток всем… Посадничьим в помощь – и софийские люди чтоб! Об Олеге-то Иваныче, человеке житьем, многие купчины были наслышаны. Про хитрость его, да ум, да к сыску способность гораздую…