Пустота. Тишина глотает звук, воздух будто не существует. Под ногами – не песок, не земля. Я опускаю ладонь. Пепел. Мягкий, сухой, теплый, как кожа только что сожжённого тела.
Я стою в цепи. Кандалы стискивают лодыжки, их звон глухо отдается в черепе. Спереди – сгорбленная старуха, от неё пахнет разложением. Я поднимаю руку, чтобы дотронуться… и она проходит сквозь неё.
Иллюзия? Бред? Что это за место? Где я?
Обернувшись, я вижу девочку. Волосы золотые, платье залито кровью. На кончиках локонов – алые капли. Я склоняюсь:
– Что ты здесь делаешь, малышка?..
Молчание. Её глаза – как пустые стеклянные шары. Она не видит меня. Никто не видит. Я – пустое место.
Позади меня кто-то зовёт:
– Эй, парень… – Голос глухой, будто изнутри гроба.
Оборачиваюсь. Высокий худой парень, кожа серая, ребра торчат сквозь рубаху. Он едва стоит.
– Ты… ты понимаешь, что происходит?
– Нет. Только знаю, что мне здесь не нравится. И ничего не помню.
– Ни имени, ни того, кем был? – он кашляет, как будто выплёвывает пустоту. У него не хватает пары зубов, из-за чего он немного шепелявит – Еще я не помню что последнее делал, прежде чем здесь оказался. Да и вообще не помню кто я… А ты? Ты вообще-что нибудь помнишь?
Эти вопросы загнали меня в тупик. Я ведь действительно ничего не помню. Как мое имя? Как я выгляжу? Мужчина я или женщина? Пришлось потрогать себя между ног. Отлично, я мужчина. Но кто я? Почему я здесь?
– Задумался? Значит ты тоже ничего не помнишь. Но здесь так спокойно. Так легко… даже наступать на землю мягко и приятно, будто по ковру идем.
– На землю? Открой глаза, это ведь пепел. Здесь нет ничего живого вокруг, словно все давно выгорело.
– Да? Забавно. А я и не заметил – он усмехается и его глаза становятся пустыми.
Мы шли. Колонна – как червь, изломанная и бесконечная.
Спереди – она. Мерзкая старуха, одежда выцвела до оттенка плесени. Платок с облезшими цветами, запах – гниль, старый пот и что-то… сгоревшее.
– Надо же… дожила. Думала, прокатит. Думала, забудут. А вот и нет… – Она оглянулась, впервые за всё это время. Глаза как стёкла: мутные, тяжёлые. – Видел бы ты, как я убивала их. Первый был труднее всего… дальше – только привычка.– Она закашлялась, выплюнула тёмный сгусток, исчезнувший, не долетев до земли. – Но я хотя бы знала, за что. А ты? Ты хоть помнишь, кого убил?
Я не ответил. Потому что не знал. С чего она взяла, что я вообще кого-то убил? Я не убийца… Где мы находимся?
Мы подошли к столу.
Он сидел там.
Фигура в мантии – неподвижная, как статуя. Капюшон полностью скрывает лицо.
Стол – старый, сгнивший, мох облепил ножки, в трещинах копошатся белые черви.
Старуха встала напротив него и вдруг изменилась: заговорила мягче, ласково, как ребёнок:
– Пощади… я больше не буду…
Он молчал. Лишь протянул руку.
– Я… я родилась не по своей воле, – её голос срывался. – Меня учили бить первой. В этом мире иначе нельзя…
Он коснулся её лба.
Вспышка.
И от неё осталась только горсть пепла.
Теперь я стою перед ним, теперь моя очередь. Ноги подкашиваются. Кандалы исчезли, но мне всё равно тяжело стоять.
Он не говорит. Просто смотрит. Хотя глаз не видно – я чувствую взгляд, как иглы под кожу.
– Чего ты ждёшь?! – я сорвался. – Давай, выкладывай. Где я? Что это за чертовщина?
Он не двигается. Ни вздоха. Ни шороха. Потом – медленно, как лезвие из ножен – поднимает руку. Её кожа – рваная, гнилая, кое-где отходит пластами, оголяя кость. Но пальцы двигаются, будто живые. Он протягивает её ко мне.
Голос… но не наружный. Он внутри моей головы: «Дай мне ладонь.»
Я не знаю почему, но подчиняюсь.
Его кость касается моей кожи. Тело пробивает холодом, как будто меня окунули в прорубь с иглами.
«Ах. Это ты… Как же давно я ждал нашей встречи и, наконец-то ты здесь. Наконец-то, ты сдох, как уличная собака. Смерть, которую ты заслужил! Что ж, давай посмотрим, как ты прожил свою жизнь, сколько хорошего и плохого ты сделал. Хотя, мы ведь оба знаем, где твое место.»