Полвека с Вьетнамом. Записки дипломата (1961–2011)

На институтской скамье

Кровные узы вьетнамского брата

Юрий Гагарин высоко и вблизи

Впервые во Вьетнаме

В августе 1956 года, находясь под впечатлением известий о героической борьбе вьетнамского народа против колонизаторов и первого официального визита в нашу страну правительственной делегации молодой Демократической Республики Вьетнам во главе с президентом Хо Ши Мином, я поступил на вьетнамское отделение только что открытого Института восточных языков при Московском государственном университете имени М. Ломоносова и увлеченно занялся изучением истории, литературы и языка тогда еще мало знакомой далекой страны.

Помню, как уже на первом курсе, едва освоив с десяток фраз на оказавшемся совсем непростом, но необыкновенно мелодичном языке, я искал случая заговорить на улице и метро с вьетнамскими сверстниками на их родном языке. До сих пор – хоть разбуди ночью – спою без запинки, правда, только начальные куплеты («ланг той сань баунг че…») первой разученной мною вьетнамской песни «Lang toi» («Моя деревня»). Ее выбрал для исполнения нашей группой на институтском празднике сын принца Суфанувонга, будущего первого президента Лаосской народно-демократической республики. Разучивать эту песню я несколько раз приходил к нему в интернат для детей вьетнамских и лаосских руководителей и сирот героев войны (он занимал тогда бывший особняк Берии на Малой Никитской, где сейчас располагается посольство Туниса).

Принадлежность Института восточных языков, позднее переименованного в Институт стран Азии и Африки, к семье Московского государственного университета им. М. Ломоносова открывала для меня широкие возможности для продолжения самообразования, включая посещение лекций известных ученых на других факультетах, прежде всего соседних историческом и филологическом. Доступ в их библиотечные фонды помог знакомству с ранее недоступными мне дореволюционными изданиями произведений русских и зарубежных писателей и поэтов, которые находились тогда фактически под запретом и после революции не переиздавались.

В то время, которое позже историки отнесут к середине «хрущевской оттепели», мы буквально набросились без разбора на дореволюционные издания поэтов Серебряного века, в прошлом очень популярных или скандально известных, чьи имена лишь упоминались, и то не все, оставаясь за пределами школьной программы. Теперь все это стало доступно, и я благодаря богатым фондам библиотеки филфака, восполняя пробелы образования, перечитал взахлеб от не издававшихся у нас сочинений русских классиков до символистов А. Белого и К. Бальмонта, футуриста В. Хлебникова, а также И. Северянина, С. Черного и многих других. Помню, как в институтском литературном кружке мы долго спорили, кто прочтет тех или иных полюбившихся поэтов. Мне несколько раз «доставался» Э. Багрицкий, однотомник стихов которого только что вышел из печати. Запомнилась встреча с Андреем Тарковским в клубе МГУ на ул. Герцена с его сбивчивым рассказом о съемках «Иванова детства», концерт А. Вертинского в Доме кино, премьера «Гамлета» с М. Казаковым в главной роли в театре Маяковского в постановке Н. Охлопкова.

Напоенный воздухом «хрущевской оттепели», мой и однокурсников эмоциональный подъем еще больше укрепился во время общения с нашими сверстниками из разных стран в дни VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов летом 1957 года. Общение с делегацией Вьетнама – для роли официального переводчика я, понятно, еще не годился – стало для меня первым практическим опытом применения приобретенного на первом курсе института еще скудного словарного запаса на языке, который только недавно начал осваивать.

На втором курсе института посещал лекции на факультете психологии, под влиянием своего преподавателя и лекций на истфаке увлекся археологией, во время летних каникул участвовал в организованной Институтом археологии Академии наук экспедиции на Средний Урал и в Западную Сибирь. Как лаборант занимался поиском и копированием на кальку наскальных рисунков народов ханты и манси. Из экспедиции вынес незабываемые впечатления: стойкое неприятие запаха диметилфталата, средства от комаров, с помощью которого за неимением тогда другого, удавалось спасаться хоть на короткое время от мошкары; настоящая баня по-черному по воскресеньям с ее особым ритуалом в деревнях старообрядцев, танец шамана у костра на заброшенном прииске и небывалое нашествие в тот год энцефалитных клещей в пригороде Тюмени, где мы останавливались на ночлег.