Пролог: Эпоха Разделенных Рек
Почти три столетия Поднебесная походила на разбитое зеркало, чьи осколки отражали лишь бесконечную смуту и лики сменяющих друг друга правителей. Со времен падения великой династии Хань земля не знала прочного единства. Эпоха Троецарствия перетекла в кровавый хаос Шестнадцати варварских государств, а затем – в затяжное противостояние Юга и Севера.
Великие реки – Хуанхэ на севере и Янцзы на юге – стали не просто водными артериями, но и символами раскола. Они текли по разным землям, омывали берега враждующих царств, несли в своих мутных водах стоны крестьян, разоренных войнами, и вздохи ученых мужей, тосковавших по временам единой империи.
На Севере, закаленном набегами кочевников и постоянной борьбой за власть, сменялись династии, основанные как китайскими, так и «варварскими» родами. Города переходили из рук в руки, столицы переносились, законы менялись с калейдоскопической быстротой. Но жажда порядка и стабильности жила в сердцах людей, уставших от неопределенности.
На Юге, за могучей преградой Янцзы, сохранялась преемственность китайской культуры и утонченность дворов, но и здесь интриги, слабость правителей и военные угрозы с Севера не давали покоя. Последняя из Южных династий, Чэнь, держалась скорее по инерции и благодаря географии, чем из-за собственной силы.
Память о единой, могущественной Хань стала легендой, мечтой о золотом веке. Триста лет разделения казались вечностью. Триста лет ветры развеивали пыль над заброшенными дорогами, соединявшими когда-то страну. Триста лет реки текли порознь, словно символизируя разобщенность людей.
К исходу шестого века казалось, что хаос не кончится никогда. На Севере правила династия Северная Чжоу, сумевшая объединить значительные территории, но и ее трон был непрочен, а двор полон скрытой борьбы. В тени этих дворцовых интриг, в горниле военных походов и административной рутины зрел человек, чья воля, амбиции и понимание нужд государства были выкованы самой эпохой. Человек, видевший в расколотом зеркале Поднебесной не только трагедию прошлого, но и возможность для будущего.
Небо, казалось, устало от раздора. Оно искало того, кто сможет собрать осколки воедино, кто заставит великие реки служить одной цели, кто вернет Поднебесной имя – Империя.
Эпоха разделенных рек подходила к концу. Надвигалась Суй.
Глава 1: Тени над Двором Чжоу
Дасинчэн (Чанъань), Дворец Дасин, 580 год.
Холодный ветер поздней осени шелестел в бамбуковых рощах дворцового сада, но в Зале Великого Правления царила иная прохлада – прохлада власти, неопределенности и затаенного страха. Ян Цзянь, носивший титул Великого Регента (Да Чэнсян) Северной Чжоу, сидел на возвышении, чуть ниже пустовавшего пока Трона Дракона. Перед ним в почтительном молчании застыли высшие сановники и военачальники империи.
Взгляд Ян Цзяня был спокоен, почти непроницаем, но за этим спокойствием скрывалось напряжение человека, идущего по канату над пропастью. Всего несколько месяцев назад скончался взбалмошный император Сюань-ди, оставив трон своему восьмилетнему сыну, Цзин-ди. Империя, с трудом объединенная отцом Сюань-ди, грозным У-ди, вновь оказалась на грани распада. И он, Ян Цзянь, тесть покойного императора и дед малолетнего правителя, волею судьбы и собственной расчетливой смелости оказался у кормила власти.
Но эта власть была призрачной. Мальчик-император был лишь символом, марионеткой в руках регента. Кровь правившей династии Юйвэнь все еще текла в жилах многих влиятельных князей и генералов, смотревших на возвышение Ян Цзяня с плохо скрываемой враждебностью. Недавно подавленное восстание могущественного Юйчи Цзюна, одного из самых прославленных полководцев Чжоу, стало кровавым напоминанием о том, как непрочен его пост. Победа досталась дорогой ценой, но она же и укрепила его позиции, устранив главного соперника.
"Доклад командующего южными гарнизонами," – монотонно произнес чиновник, разворачивая свиток.
Ян Цзянь слушал вполуха. Доклады о передвижении войск Чэнь на южной границе, о сборе налогов, о состоянии дамб на Хуанхэ – все это было рутиной, ширмой, за которой решались истинные судьбы Поднебесной. Его мысли были далеко. Он видел перед собой не лица сановников, а карту расколотой страны. Он слышал не доклады, а шепот истории, призывающий положить конец векам смуты.