– Леха ты чего такой смурной? Насупился. Молчишь весь день. Эй! Петров!
Макс толкнул меня в плечо и тут же отскочил в сторону, изобразив боксёрскую стойку. Даже запрыгал с ноги на ногу, как настоящий спортсмен. Хотя… Он же и есть почти настоящий спортсмен.
Другой вопрос, лично мне ни прыгать, ни говорить с кем-то вообще не хотелось. Вот в морду дать, это, пожалуй, можно. Настроение такое, что хорошая драка точно помогла бы снять напряжение. Однако, Макс мой друг и точно не на нем нужно срываться.
– Отстань от него. – Оттолкнул Макса Строганов. – Ты что, Петрова не знаешь? Если он не хочет веселиться, так ты его и не заставишь. Вон, Леха сегодня даже историю на «пятак» ответил. А это поганый признак. Значит у нашего Петрова сильная переживательная драма. Но мы, как настоящие друзья, должны дать ему возможность высказаться самому. Да, Лех?
– Угу, – Буркнул я, затем обошел Макса с Серегой, которые замерли прямо посреди дороги, и двинулся вперед, к дому.
Мы возвращались со школы в обычном составе: Макс, Демид, Строганов, Ермаков и я. Микласов всю дорогу пытался меня развеселить, но чего-то ни хрена не веселилось.
С того момента, когда мне на голову свалился ворох бодрящих новостей, прошло три дня. И это были какие-то очень странные дни. Такое чувство, словно время застыло и тянулось словно жвачка. Я жил на автомате, как робот. Вставал, принимал душ, одевался, завтракал, топал на уроки. И только в башке постоянно, без перерыва шел мыслительный процесс.
Ситуация выглядела поганенько со всех сторон. Например, взять матушку. Она ходила, как в воду опущенная, почти не разговаривала ни со мной, ни с Илюхой. Кроме «доброго утра» и «спокойной ночи» мы от нее практически ничего не слышали.
Нет, она, конечно, в полную прострацию не впала. Кормила, поила, одевала. Илюху, естественно. Я, слава богу, в состоянии сделать все самостоятельно. Но при этом ее словно не было с нами. Могла причёсывать младшенького и зависнуть, уставившись пустым взглядом вдаль. Она мысленно находилась совсем в другом месте.
И мне кажется, это место точно не рядом с отцом. Я, конечно, не знаток женской психологии, но складывалось такое впечатление, будто родительница сильно переживала из-за дяди Лёни. Вернее, она переживала, что переживает из-за дяди Лёни. Так, наверное, будет точнее. Мать угнетал тот факт, что она вместо неимоверное радости по поводу ожившего мужа испытывает неимоверные страдания по поводу хахаля-ухажера. У женщин вообще со всей этой любовной темой всегда сложно.
Илюхе радостную новость о том, что батя жив, мы пока не сообщили. Тоже по решению матушки.
– Алексей, ему лучше пока не знать. – Сказала она мне в тот вечер. – Нужно подождать. Придет время, тогда и скажем. Если оно, конечно, вообще придёт.
Мы сидели с родительницей в кухне, за столом, закрыв плотно дверь. Илюша, естественно, пытался подслушивать, но был обнаружен, пойман с поличным, схвачен за ухо и отправлен в спальню. Дверь спальни я тоже на всякий случай прикрыл, подперев ее стулом. Упрямство – семейная черта Петровых. Уверен, просто закрытая дверь младшего брата озадачила бы, но точно не остановила.
– Почему? – Насторожился я. – Ты же не просто так хочешь скрыть от Ильи подобные новости. Есть причина? Только давай, говори, как есть. Без увёрток. Я достаточно взрослый, в отличие от Илюхи. Могу любую информацию принять и понять.
– Потому что отец ваш, он еще в Афганистане. И сюда, домой, вернется, думаю, не раньше, чем через несколько недель. А то и месяцев. Его сейчас, наверное…
Родительница замолчала, опустив голову. Ей весь этот разговор давался с трудом.
– Ты имеешь в виду, допрашивают? Проверяют? – Озвучил я те слова, которые она побоялась произнести. Есть всё-таки в советских людях старой формации этот страх перед Комитетом.
В принципе, вполне ожидаемо. Несколько лет товарищ Петров считался погибшим, и тут – нате. Жив-здоров. Учитывая, что сейчас еще 1985 год и чекистов как явление никто не отменял, вполне логично, что батя теперь подробно и детально рассказывает, каким образом случилось чудо его воскрешения. Человек-то, как выяснилось, он военный.