Пролог
"Солнце, багряным клеймом выжигая горизонт, обрушивало свой гнев на пески Египта. В его лучах, словно насмешка над бренностью, высилась пирамида Хуфу, колоссальная, высеченная из амбиций и человеческих жизней. Фараон Хуфу, с лицом, выточенным из гранита, и глазами, в которых плескалось отражение вечности, стоял на вершине своего будущего склепа. Ветер, пахнущий пылью веков и предсмертным зноем, терзал золотые полосы его клафта.
Но Хуфу смотрел не на простирающиеся внизу земли, не на склонившиеся в прахе толпы. Его взор был устремлен на запад, в глубь безжалостной пустыни, где, как шептали безумцы и летописцы, покоились кости цивилизаций, стертых с лица земли гневом богов. Цивилизаций, владевших секретами, о которых нынешние жрецы могли только грезить.
Он слышал их. Шепот, поднимающийся из глубин песков, как дыхание древнего змея. Шепот, который проникал в его сознание, минуя плоть и кости. Шепот Песков Времени, раскаленный ветер, опаляющий разум обрывками голосов и мерцающими видениями.
Хуфу не был просто царем. Он был одержим. Не жаждой власти, а голодом к знаниям, к пониманию тайн, которые позволят ему вырваться из цепких объятий смерти, остаться в веках не только как имя, но и как сила. Он помнил крики умирающей матери, беспомощный перед лицом хладной руки Анубиса. С тех пор бессмертие стало его навязчивой идеей.
Для достижения своей цели Хуфу собрал вокруг себя тех, чьи таланты превосходили человеческие возможности. Имани, молодую жрицу, чьи видения, словно осколки зеркал, отражали грядущее с пугающей точностью. Сета, воина, чья верность фараону была выкована в пламени битв и закалена кровью врагов; он видел, как Египет страдает от набегов кочевников и поклялся защищать его до последнего вздоха. И Имхотепа, ученого и архитектора, гения, чей разум опережал время, но чья душа разрывалась между преданностью фараону и страхом перед последствиями его безумных амбиций.
Их поиски завели их в затерянную гробницу, погребенную под километрами песка, в ущелье, где ветер пел погребальные песни забытым богам. Там, в пляске огней факелов, они нашли невероятное: огромный зал, стены которого оживали под их взглядами, покрытые письменами, сияющими изнутри, как живые звезды. В центре стоял алтарь, и на нем покоился артефакт, пульсирующий энергией, заставляющий воздух вокруг дрожать, – Осколок Времени.
Осколок был ключом. Ключом к вратам в прошлое, настоящее и, возможно, будущее. Но он был также и проклятием, таящим в себе бездну, способную поглотить все сущее.
Имани, коснувшись Осколка, содрогнулась. В её разуме разверзлась бездна: горящие храмы, реки, окрашенные кровью, и лица её народа, полные отчаяния и рабской покорности. Она увидела сфинкса, лишенного лика, и пирамиды, засыпанные песком времени, забытые и покинутые. Крик застрял у нее в горле.
Сет, увидев ее страх, почувствовал опасность. Ярость, как пламя, вспыхнула в его груди. Он попытался остановить Хуфу, но фараон, ослепленный безумием, был неумолим.
Имхотеп, разрываясь между долгом и страхом, пытался найти выход. Он знал, что Осколок не должен попасть в руки того, кто не готов к его силе.
Так началась гонка. Хуфу, одержимый, Имани, испуганная, Сет, готовый умереть за свой народ, и Имхотеп, пытающийся сохранить остатки разума в этом хаосе.
Впереди их ждали проклятия, предательства, ложь и, возможно, спасение. Судьба Египта, судьба мира, висела на волоске, сплетенная с шепотом Песков Времени, которые звучали, как похоронный колокол, в сердце Фараона Хуфу."
Глава 1: Тени в Гробнице
"Тьма. Она сочилась сквозь каменные стены, как яд, пропитывая воздух запахом плесени и праха тысячелетий. Имани чувствовала ее кожей, как будто сама гробница, словно живое существо, пыталась поглотить ее. Отблески факелов, которые несли Сет и Имхотеп, лишь подчеркивали глубину мрака, рисуя причудливые тени на иероглифах, покрывавших стены. Каждый вздох был наполнен пылью времени, ощущением, что они вторглись в мир, где живые были незваными гостями.
Имани прижимала руку к груди, пытаясь унять дрожь, сотрясавшую ее тело. Видение, вызванное Осколком, не отпускало. Раскаленные докрасна пески, обагренные кровью, сломанные статуи богов, лишенные ликов, и лица, лица ее народа, полные отчаяния и обреченности. Она видела, как её мать, жрица Исиды, умоляла о пощаде перед чужеземными солдатами. Это было не просто пророчество, это был крик, мольба о помощи, которую она должна была услышать.