Женщины, о которых я расскажу в этой книге, жили с пером в руке. Переписка играла важнейшую роль в их повседневной жизни и даже задавала ей ритм, ведь каждая из них, как правило, писала не менее одного, а то и нескольких писем в день. Что бы ни побуждало их к этому – желание продолжить светскую беседу, отреагировать на политические события, упрочить свою славу, гремевшую на всю Европу, поболтать с друзьями, написать возлюбленному, потребовать отчета от дочери и как следует отчитать ее, углубить свое образование, спастись от смерти или пустить в ход свое влияние, – все они сознавали силу письменного слова. Среди этих женщин – аристократки, представительницы буржуазии, хозяйки литературных салонов, фаворитки, главы государства и принцессы, высокородные дамы и незаконнорожденные парии, сказочные богачки и бедные родственницы, интеллектуалки и (или) вертихвостки, недужные, незрячие, искалеченные оспой, курившие опиум – и все они, по желанию или необходимости, написали сотни, а то и тысячи писем.
Переписка считается типично женским литературным жанром, поскольку она изначально не предназначена для кого-либо, кроме своих прямых адресатов. Это совершенная литературная форма эго-текста. В письме, написанном, кажется, одним росчерком пера, женщины изливали неисчерпаемую палитру своих эмоций, от незначительных до трагических, от самых интимных до тех, которые вызваны политическими событиями. Переписка подстегивала мысль, учила отыскивать верное слово, позволяла расцвести чувству. С ее помощью женщины создавали себе единственно возможное свободное пространство, где могли откровенно говорить обо всем, что их волнует, хотя бы ненадолго сбросить свои оковы.
В своих книгах я часто пишу о том, что XVIII столетие проходит под знаком переписки, которую можно назвать одним из ключевых слов той эпохи. Она дает исследователю богатейший материал для понимания ее многогранности, эмоциональной жизни, а также новых для той эпохи идей и представлений. Переписка неразрывно связана с человеком, который ее ведет, и несет на себе отпечаток его уникальной личности. Она вызывает в нашем воображении эстетизированные образы. Переписку ведут в уютной тиши спальни, кабинета или будуара, где стоят изящный секретер, элегантное бюро или скромный рабочий стол; на столешнице красуются чернильница, подставка и суконка для пера, ящичек с песком – им слегка присыпа́ли свежие чернила, чтобы они поскорее просохли; там же можно заметить палочку красного сургуча и печать: расплавленный сургуч наносили на сложенное вдвое послание и ставили на нем оттиск своей личной печати. И, конечно же, там есть бумага всякого размера и вида – плотная, качественная, даже роскошная, с золотым краем, или поскромнее, не такая прочная, а порой и почти прозрачная. Добавьте к этому одну-две зажженные свечи, и вы получите настоящий натюрморт.
Женская переписка никогда не была столь обширной и выразительной, как в XVIII веке. Но заявляли ли эти женщины свои права на то, чтобы считаться писательницами? Стремились создать литературное произведение? Желали блеснуть своей ученостью до такой степени, чтобы объявить себя «женщиной-сочинителем»? Рассчитывали ли они на то, что их письма прочтет кто-то, кроме их непосредственных корреспондентов? В XVIII веке слово «сочинительница» вызывало отвращение, в первую очередь у самих пишущих женщин. Этим словом называли женщину, выставлявшую себя напоказ в общественном пространстве, как то делают проститутки. Под пером Фелисите де Жанлис, одной из самых значительных писательниц XVIII века, «женщина-сочинитель» становится антигероиней короткого романа, впервые опубликованного в 1802 году. Госпожа Жанлис предостерегала женщин от подобных дерзаний, ведь публиковаться значило опрометчиво вступать на исключительно мужскую территорию, рискуя навлечь на себя негодование как мужчин, так и женщин. Становясь автором литературного произведения, женщина подвергала себя всевозможным опасностям, навлекала на себя непроходящую, почти всеобщую ненависть. Какой нелепостью со стороны такой женщины было воображать, что созданный ею текст достоин прочтения и интереса, сможет пережить ее! Какое безумство – пытаться стереть границы между полами, жизнью публичной и частной! Такая женщина столкнется с презрением, сарказмом, насмешками и оскорблениями, станет изгоем в приличном обществе, обреченной на жизнь без любви, детей, друзей. Она пария, отклонение от нормы, которое общество вправе порицать, а то и вовсе уничтожить. Художественная литература сделала из женщины, пишущей письма, макиавеллистский архетип, чудовищный пример испорченной femme fatale