Дорогой читатель! Сегодня я хочу поговорить о доброте. Той частичке света, что прячется внутри каждого из нас.
О чем размышляет человек, видя, как лопаты и экскаваторы крушат парк его детства? О чем думаем мы, наблюдая, как посреди улицы одинокий старик молчаливо, с мольбой в глазах, озирается по сторонам? Невольно всколыхнется внутри доброта, чуткость, сострадание. И если вы скажете, что это не так – не поверю.
Я не прошу открывать мне душу. Признайтесь себе: что заставляет нас подать руку женщине, выходящей из транспорта, поднести сумку старушке-соседке с третьего этажа, поднять по ступенькам коляску молодой мамаше, поздороваться с не знакомым человеком, приветливо кивнувшем на улице?
Доброта. Наш внутренний компас. В самых потаенных уголках души не дремлет наш рулевой, наша путеводная звезда, наше доброе сердце. Помогая кому-то, помните: доброта на этом не заканчивается. Оглянитесь вокруг! Уничтожая старое в погоне за обновлением можно ненароком сломать чью-то жизнь, и не одну.
«Все новое хорошо забытое старое» – помните эту поговорку? Так стоит ли старое ломать? Ведь это чье-то прошлое, возможно, что и наше с вами. Истребляя его, мы отбираем у себя воспоминания, приятные или не очень, но такие важные. А еще мы лишаете будущего своих детей. В погоне за новым и современным мы теряем связь с минувшим, забывая, что если бы этого прошлого не было, то не случилось бы и настоящего. И совершенно точно не видать нам светлого будущего, к которому мы стремимся. Так надо ли уничтожать то аутентичное наследие, что однажды станет популярным и актуальным, вопреки времени, наперекор всему.
Стоит ли оно того?
Надеюсь, рассказы, собранные в этом сборнике не позволят угаснуть частичке света наших душ, напомнят, о доброте, человечности, сострадании, о любви к ближнему.
С уважением, Автор.
Третий день город поливало дождем. Сентябрьское небо надолго заволокло свинцовыми тучами. Где-то совсем близко грохотало и сверкало. По центральной улице, прижимая к себе драгоценную ношу, шел старик. Сгорбившись, словно от ударов плетьми, он тяжело переставлял ноги. Беспощадными струями вода стекала по плащу. Ветер трепал мокрые седые волосы, пробирался под полы старомодного плаща, подгонял старика, норовя уронить. Старик крепко прижимал к себе потертый футляр, в котором было его единственное сокровище – скрипка. Он брел по улице, опустив голову, и плакал. Капли дождя, гонимые ветром, ударяли в лицо, и редкие прохожие не замечали этих слез. А они были. Горькие. Безутешные. Слезы обиды. Слезы безнадежности.
Старик возвращался из ломбарда. Он хотел сдать скрипку своей бабушки, доставшуюся ей от ее деда в наследство. Как говорили, изготовлена она была итальянскими мастерами, хранителями секретов Гварнери. Так это было или нет, но внутри инструмента имелась табличка с надписью на итальянском.
Старику очень нужны были деньги. Вчера принесли пенсию, а когда вечером он собрался в магазин за продуктами, не нашел кошелька. Всё обыскал, везде посмотрел, ящики открыл, в карманы залез – нет нигде. А месяц жить как-то надо. До утра проплакал старик о своей пропаже. И куда задевал, старая голова? А на утро понес бабушкино наследство в ломбард.
– Полторы тыщи дам, – разглядывая инструмент и не поднимая головы, произнес кареглазый парень с непривычными для мужчины тонкими чертами лица.
– ДолАров или евров? – Поинтересовался старик.
– Каких долларов, дед? Каких евро? Рублей. – Парень поднял на старика глаза и презрительно хмыкнул. – Скрипка у тебя с царапинами. Старье, одним словом.
– То-то и оно. Ей цены нет.
Старик, было, хотел рассказать парню историю инструмента, но нагловатый юнец грубо его перебил.
– Для тебя, дед, она может и бесценная, а для меня рухлядь. Хлам. Две тыщи, максимум.
Глаза парня блестели. Воображение уже в ярких красках рисовало выгодную сделку.
– Нет! – Вырвал инструмент из рук зарвавшегося наглеца старик. – За такую цену не отдам.
– Ну, как знаешь, дед.
Недовольно фыркнув, парень отошел к кассе, нарочито изображая отсутствие интереса к посетителю, но искоса поглядывая на старика – вдруг передумает. Но тот лишь бережно уложил скрипку в футляр и побрел к выходу.