И снова осень! Антон подошел к служебной машине, которая ждала его на площади перед зданием администрации Бабаевского района, и чуть задержался, взявшись за дверку. Воздух, напоенный ароматом увядающей листвы, бездонно-голубое небо теплой «пушкинской» осени – все это наводило грусть. И особенно теперь, когда можно сбросить напряжение последних дней, вздохнуть спокойно и глубоко.
За время операции, которую Антон завершал здесь, в одном из районов Свердловской области, у него не было времени посмотреть в это небо хотя бы несколько минут, втянуть ноздрями этот пьянящий воздух осени. Он ее любил и ненавидел одновременно. Осень когда-то принесла ему горе, и она же принесла ему успокоение. Именно осенью Антон подолгу сидел у могилы мамы на Сибирском кладбище и мысленно разговаривал с ней. Так он погружался в прошлое, в свое детство, которое вдруг в одночасье стало суровой юностью.
Операция закончена: начальник местного УВД арестован, еще шестеро офицеров из различных служб взяты под стражу. Вовсю идут обыски, допросы, оперативники из Управления собственной безопасности областного ГУВД делают свою работу. Вот и еще одно гнездо предателей, оборотней в погонах накрыто, уничтожено. Глава района, потный и красный, только беспомощно разводит руками, пытаясь убедить прокуратуру и полицию, что он «ни сном ни духом», что он и подумать не мог, что в его районе творятся такие дела. Погоди, друг ситный, дойдет очередь и до тебя!
Антон решил, что в самом деле пора ехать. В Екатеринбурге ему предстоит тяжелая, но необходимая работа. Он засядет строчить рапорта. Будет оценивать все до мелочей, по каждому этапу операции, по каждому своему шагу внедренного сотрудника. Увы, но в каждом монастыре свой устав, коль скоро ты пришел сюда служить, то приходится выполнять…
Все произошло почти мгновенно. Или когда-то отработанная реакция у Антона навечно осталась такой быстрой, или его опять спасла интуиция. Может быть, он просто в глубине сознания еще чувствовал, что операция завершена не полностью. Но обернулся он именно в тот момент, когда с треском распахнулись входные двери районной администрации, со звоном полетело на ступени стекло.
Рука сама выхватила из кобуры под курткой пистолет, а ствол повернулся в сторону шума едва ли не быстрее, чем в ту же сторону повернулась голова Антона.
Их глаза встретились! Полные ненависти, животной злобы глаза прапорщика Жирова из группы быстрого реагирования и спокойный холодный взгляд серых глаз Антона. Группу умышленно собрали здесь, возле администрации, якобы для участия в арестах. Но на самом деле сделано это было для того, чтобы взять без шума самого Жирова – живодера, на чьей совести двенадцать убийств с особой жестокостью. Вряд ли он мог рассчитывать на снисхождение на суде. Скорее всего, ждало его пожизненное заключение с такими же упырями и вурдалаками где-нибудь на Соловках.
Антона эта ненависть во взгляде не покоробила и не смутила. Так было и так будет всегда: одни борются со злом, хватают преступника за руку или за шиворот и швыряют на скамью подсудимых, а он с пеной у рта с красными от злобы глазами сопротивляется до последнего, норовит вцепиться в глотку. Жиров, расшвыряв оперативников, выскочил из здания, держа в руке пистолет, и нашел глазами Антона – человека, который олицетворял теперь для него кончину привычной и сладкой жизни.
Решение могло быть только одно, риск был в данной ситуации максимален. Причем не только для Антона, а и для окружающих, если Антон промахнется. Но рука не подвела. Выстрел хлестнул по площади, и Жиров отшатнулся, откинув назад голову. Во лбу зияло отверстие, постепенно наполняющееся кровью, а со стороны затылка полетели осколки черепа и серо-кровяные сгустки. Второй выстрел Антон сделал машинально, а не по необходимости. Просто глубоко укоренились рефлексы и уроки боевого мастерства. Стрелять в противника всегда надо дважды, каким бы ты ни был мастером.
Тело опрокинулось на спину, пистолет полетел по асфальту в сторону, а со всех сторон побежали коллеги Антона. Хмурый полковник Быков выскочил из здания, обвел взглядом представшую перед ним картину и что-то проворчал себе под нос. Наверное, выругался. Очень Алексей Алексеевич не любил задержания, оканчивающиеся смертью преступников. Он любил живых – пойманных за руку, дающих показания и посаженных на скамью подсудимых. А этот… Этот как будто сбежал от наказания! Гаденыш!