Что-то заставило его насторожиться, сон исчез.
Неверов открыл глаза, полежал, глядя в голубое струение потолка, и покосился на постоянно включенную видеоцепь. В одном из окон дальновидения ближайший к Зоне страж топтался на своем странном насесте, озираясь по сторонам блюдцеобразными белыми глазами. Ветер донес далекий полуклекот-полувой, и страж заволновался, захлопал крыльями, тяжелыми и уродливыми на вид, заорал. Судя по крику, горло он имел, по крайней мере, железное.
Дежуривший у пульта связи Диего Вирт оглянулся и уменьшил громкость внешнего звукоприема.
– Опять передача? – вздохнул Неверов, вставая. – Поспать не дадут…
В спокойных светлых глазах Диего мелькнула улыбка.
– Пора бы привыкнуть, ворчун. Мне они тоже покоя не дают в твое дежурство, однако я не ворчу.
– Тебе хорошо, ты вон какой здоровый!.. А я слабый и хилый… И вообще человек без чувства юмора выносливей.
– Спасибо.
– На здоровье.
По пульту беззвучно метнулись желтые огни, складываясь в знакомую комбинацию, и тотчас же отозвался динамик дешифратора:
«Внимание, вызов! Сто один дробь три, пятое февраля, семнадцать часов сорок минут относительного, аппаратура готова».
Диего ответил стандартным: «Вызов принят» – и приготовился к приему информации.
Прошлепав босыми ногами до бокового крыла пульта, Неверов включил блок дубль-связи с Базой и поприветствовал проявившуюся в виоме сонную физиономию дежурного Базы. Это был Гунн.
– Привет, Эдвин. Спишь? Не проспи смену.
– Что у вас там? – не принял шутливого тона Гунн, который обладал редким даром не реагировать на шутки в свой адрес. – Опять запрос на энергоснабжение вне графика?
– Мы же не виноваты, что автоматы защиты Зоны срабатывают так часто. Включай запись. Поступил словосигнал, очередная передача.
Особый плоский экран над пультом связи, окруженный тройным кольцом датчиков выбора программ, загорелся серым дрожащим светом, то убыстряя ход, то замирая, и стало ясно, что на этот раз ничего путного он не покажет. До сих пор специалисты земных институтов не могли разобраться в логике видеопередач коренных обитателей планеты – энифиан. Передачи не поддавались расшифровке, и ведущие математики Базы считали, что в данном случае необходим принципиально иной подход к проблеме видеосвязи с энифианами. Парадокс состоял в том, что энифиане и люди уже понемногу общались через обычную радиосвязь, то есть расшифровывали язык друг друга, но видеопередачи – наиболее наглядный и простой способ коммуникации – принимать не могли. А может быть, этого не хотели сами хозяева планеты, неведомые энифиане, до сих пор остававшиеся анонимами…
– Да-а, парадокс, – сказал вслух Неверов, глядя на экран, подумал и добавил: – Парадокс – это когда у человека голова пустая, но тяжелая.
– Ты мне? – осведомился Гунн, помаргивая пушистыми ресницами – предметом зависти красивейшей половины Базы.
– Они сегодня не в духе, – заметил вскользь Диего Вирт. – Они не выспавшись.
– Заметно, – сказал Гунн, которого никогда не покидало ровное флегматическое настроение.
Экран все еще показывал серебристую пустоту с плывущими нечеткими силуэтами, волны мутной желтизны пошли по нему, как круги по воде, ничего осмысленного, а дешифратор вдруг выдал длинную фразу перевода.
Энифиане интересовались сравнительными характеристиками нервных систем человека и высших животных Земли.
Массивный бритоголовый Вирт с брезгливой гримасой отщелкнул индекс запроса на Базу, встрепенувшийся Гунн покачал головой и показал пятерню – ответа надо было ждать пять минут.
– Вот так, – сказал Диего, оттопырив губу, взглянул на стоящего босиком Неверова.
Диего Вирт представлял собой натуру сдержанную, решительную, наделенную недюжинной силой воли и выдержкой. Вместе с тем был он склонен к иронии, что не раз помогало ему в трудных ситуациях.
Лен Неверов был, наоборот, разговорчив, общителен, любил пошутить, но болезненно воспринимал шутки в свой адрес, хотя обиды при этом старался не выказывать и смеялся над собой вместе со всеми.
Они и внешне отличались друг от друга. Диего был широк, мускулист, казался медлительным из-за точно выверенных и скупых движений, но обладал при этом отлично развитой реакцией на опасность. На круглом его лице выделялись светлые внимательные глаза, в которых ничего нельзя было прочесть, кроме безмятежного спокойствия.