Осколки света

Знаете это чувство, когда душа, вмиг становясь хрупкой как весенняя льдинка, разлетается на крохотные осколки от, казалось бы, такой мелочи, как слова? Написанные на тонком пергаменте, слова, которые ничего не значат и сами по себе ничем не являются, но, когда мозг, наконец сняв барьер, позволяет тебе осознать их смысл и ту реальность, которая за ними скрывается, становится тошно, больно, обидно, просто невыносимо.

Тяжесть тела кажется чудовищной, мысли – слишком огромными, объёмными. Да и весь этот мир превращается во что-то невозможное, эфемерное, нереальное. Это момент, когда всё твоё естество взрывается внутри, замкнутое само на себя пространство твоего тела превращается в ловушку.

Я больше не могу.

Я не могу.

Не могу.

Знаете, когда рушится жизнь в первый раз? Когда она рушится на самом деле? Когда умирает собака. Да, именно так. В самом начале, в детстве, у человека есть всё. Бывают, конечно, исключения, но вот у меня точно было всё. Родители, друзья, сестра и брат, а ещё у нас была собака. Мало кто держал собак в нашем городке, но у нас хватало на это средств.

Большой серый пёс с тихим, скромным лаем и неугомонно машущим от веселья и озорства хвостом. Он был идеален. Для этой страны, для нашего небольшого городка. Для нашей семьи. Самое идеальное животное создание в мире. Мы все его любили, не могли не любить. Но, оказывается, никто из нас не был готов к тому, что собаки не живут вечно. Несправедливо.

Славной охоты на той стороне, друг мой.

Когда умерла собака, я впервые ощутил пошатывание в своей голове, лёгкую такую смуту. Пошатывание того, что казалось незыблемым, вечным. Я помню инфантильную реакцию матери – стенания и рыдания, сдержанную печаль сестры, полное непонимание на лице брата и тихую скорбь отца. Сам я не знал, что следует чувствовать. Скорее всего, я ничего тогда не говорил и не плакал. Я только хотел не мешать. Не беспокоить никого. Хотел позволить родным прожить их боль.

С тех пор, мне казалось, будто я всегда видел в глазах отца одну сплошную грусть. Так я тогда думал.

Когда умерла собака, очень медленно, очень постепенно, стало рассыпаться всё и мы все не заметили, как всё, что было важно, утекло сквозь пальцы, растворившись без следа в чёрном полотне будущего, наступления которого не хотелось.

А потом произошло это.

Я не помню сколько раз меня тогда вывернуло наизнанку физически и морально. Руки и ноги дрожали, все силы, которые только были, покинули тело. Меня не было там, в моём теле, в моей голове. Было что-то напоминающее меня, что-то такое невнятное, тусклое. Все звуки сливались в какое-то сплошное месиво на фоне, уступая основное эфирное время звону, шуму, какому-то неприятному звуку, окутавшему моё тело и разум.

Я не помню, как меня поглотил пустой, звенящий, ничего не значащий сон. Я помню только как неприятно слепило остекленевшие от слёз глаза, яркое, неестественно тёплое для поздней осени, солнце. Я помню какой-то шум вокруг, ни то музыка, что-то кряхтящее на последнем издыхании, требующее моего внимания. Но всё это внимание было обращено только во внутрь. Оно пинало органы изнутри, чтоб не прекращали качать кровь и выполнять все вот эти свои важные функции.

Всё остальное делалось как-то автоматически. Руки сами по себе покупали билет, собирали какие-то вещи, голос сам собой что-то даже отвечал людям вокруг. Что-то осмысленное, судя по всему. Но меня во всём этом уже не было. Было только одно – тихий рёв изнутри, разрывающий все ткани реальности.

Я не хочу всё это.

Не хочу всё.

Вот как-то так прошли первые пару дней. А на третий день были похороны. И никогда в жизни, ни до, ни после, на меня с такой силой не обрушивалось сразу два безумных чувства, которые, вполне возможно, раскололи-таки мою личность. Это были любовь и боль.