Обещание океана

Françoise Bourdin

La Promesse de l’océan

Copyright © Belfond, un département de Place des Editeurs, 2014


© Рац Ю., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

1

Маэ вцепилась в руку стоматолога, но не смогла сказать ни слова – она не чувствовала ни губы, ни щеку. Зато ее отпустила ноющая боль, которая не давала спать полночи. Она вернулась к своему старому пикапу, припаркованному недалеко от кабинета врача, и рванула с места так, что взвизгнули покрышки. В машине отчетливо пахло рыбой, но ее не раздражал этот запах. Он был неотъемлемой частью всех автомобилей ее семьи, и когда она еще в детстве однажды фыркнула по этому поводу, родители расхохотались и объяснили ей, что рыбный промысел кормит их всех.

Маэ покинула площадь Мартрэ с ее фахверковыми домами, проехала Ламбаль и направилась в Валь-Андре[1]. Сезон ловли морского гребешка, который продолжается с октября по апрель, должен был вот-вот начаться. В это время с побережья как раз уедут последние туристы, и скоро оно вновь будет принадлежать бретонцам. Накануне Маэ провела весь день с моряками своей маленькой флотилии, обсуждая график выхода судов. Хотя у нее был диплом и предпринимателя, и капитана рыболовного судна, она предпочитала оставаться на берегу и заниматься делами своей компании. Отец полностью передал управление Маэ; и моряки хорошо ее приняли, поскольку все предшествующие годы она выходила на рыбалку вместе с ними, а еще потому, что она была дочерью Эрвана Ландрие. Когда его разбил инсульт, моряки сочли вполне естественным то, что Маэ взяла дело в свои руки. Ни один из них не высказал недовольства тем, что теперь у руля окажется девушка, в этой среде солидарность была сильнее мачизма. Однако Маэ отнюдь не была наивной и прекрасно понимала, что те, кто на нее работал, просто не могли себе позволить покупку собственного траулера и поэтому рассчитывали только на жалованье в конце месяца. Свои суда Маэ содержала в порядке, платила страховым компаниям, занималась всеми административными вопросами и строго следила за соблюдением законодательства. Благодаря этому моряки выходили в море со спокойной душой и могли думать только о рыбалке. Конечно, солидная репутация, заработанная Эрваном, служила теперь его дочери. Он сумел вовремя сориентироваться и расширил свое дело, добавив к имеющимся суднам для прибрежного сбора моллюсков два траулера для дальнего плавания. Когда в заливе кончался сезон ловли морских гребешков, моряки выходили в открытое море за морским языком, камбалой, окунем, налимом или барабулькой.

До того, как инсульт выбил отца Маэ из строя, она целые сезоны проводила на кораблях Ландрие. Она умела чинить драгу и траловую сеть, держать руль в штормовую погоду, прикидывать вес улова, только взглянув на извивающихся посреди палубы рыб. С того времени у нее еще сохранились мальчишеские манеры, но теперь, перестав выходить с моряками в море, девушка старалась следить за внешностью. Она слегка отрастила свои каштановые волосы, и теперь, с челкой и градуированным каре, выглядела более женственной, а сдержанный макияж подчеркивал сине-зеленый цвет ее глаз, напоминающий воды Ла-Манша в ясный день. От джинсов ей так и не удалось отказаться, но она дополняла их белыми блузками и элегантными пиджаками, а зимой стала носить ботильоны на каблуках. Однако, хотя она перестала чертыхаться и пить пиво прямо из бутылки, ее упрямство и вспыльчивость никуда не делись.

Перед деревней Сен-Альбан Маэ повернула направо, к порту Эрки[2]. Она была очень горда тем, что в порту ее родного города на аукционах ежегодно продается больше десяти тысяч тонн рыбы и моллюсков. Впрочем, теперь это называлось «рынок морепродуктов». За несколько лет все так изменилось! Квоты, сроки, рыбалка группой траулеров. Незадолго до болезни Эрвану уже было трудно в этом разобраться, и он без конца ругался. В конце концов он предоставил все решать Маэ. С трудом разговаривая и передвигаясь, он ожесточился на весь свет и, едва перешагнув семидесятилетний рубеж, считал себя конченым человеком. «Сдай меня в казенный дом!» – повторял он дочери, делано сокрушаясь. Какой дом он имел в виду? Отдыха? Для престарелых? Для слабоумных? Но он вовсе не был слабоумным. Зато часто склочничал и легко поддавался приступам ярости. Маэ стойко держалась, да у нее и не было другого выхода. Совместный быт с отцом то и дело выводил ее из равновесия, но она продолжала руководить компанией.

Следующая страница