Семь нитей в ладонях разгаданы мной,
Семь жизней подарено мудрой судьбой.
Семь раз воскрешения песню спою.
Семь раз я возвышусь. Семь раз полюблю.
Лизнет мои руки забвенья прибой,
Все смоет. Мне явится тихий Восьмой,
Поманит улыбкой неведомый странник
Туда, где дарован мне вечный покой.
Я знаю, что буквы в стихах будто пляшут
Так резво и глупо, что валятся в кучу.
Слова, словно люди – уходят, приходят,
Нарежут следы на помятой бумаге души.
Я узнаю, что значит быть кем-то,
Кто много следов за собой оставляет.
Ты вспомнишь о том, что была я красивой
И доброй, но вовсе теперь не такая.
Два круглые блюдца: луна или солнце?
Неважно. Но все же одно золотое,
Другое так бледно… Наверно, подделка.
А ночь – лишь отсутствие дня, дьявол – Бога.
Не верю, не верю ни в вечность, ни в смертность!
Все будет как надо, но лучше б с улыбкой!
Да я ж не умею – рассыплюсь я смехом,
И вспомню, что смех, словно иней застывший.
Как мне рассказать тебе, милый невежа,
О том, что внутри у меня и снаружи?
Снаружи старею, хотя молодая.
Внутри? Я не знаю – темно там и сыро.
Отдай меня Богу, пусть он разберется
С моим заржавевшим и злым механизмом.
Что сможет – починит, а если не сможет,
То, значит, другой сотворил меня Мастер.
Добавить ли что-то в мои словопляски?
Закончилось время, а время что слово:
захочет – излечит, но все-таки злое,
отпляшет свое. И исчезнет.
Очень хочется, чтобы все лошади
Были белыми, ну или черными.
Чтобы были они настоящими,
И ни капли в них не было выдумки.
Чтобы ели зеленые яблоки,