Шаланды, полные кефали,
В Одессу Костя привозил,
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил.
Синеет море за бульваром,
Каштан над городом цветёт.
Наш Константин берет гитару
И тихим голосом поёт…
Богословский Н.
Ветер и свист напоминали, что шторм ещё в разгаре. Плавбаза «Восток» переваливалась, как утка на сносях. Старпом Якорев ставил прогноз, что через минуту-другую начнётся белый шквал, а капитан Сотников оцепенело смотрел в лицо бушующей стихии и пришлёпывал губами в беззвучном монологе.
– Что вы сказали? – встрепенулся Якорев.
– Рыба. Трюма набиты, а палуба чиста. Вовремя успели погрузиться.
Из-за смещения центра тяжести судно с большим количеством груза на палубе находится под угрозой опрокидывания. Когда корабль наклоняется, его центр плавучести перемещается.
– Не забывайте дышать, Якорев. Говорят, дышать полезно.
– Кэп, вы не сделаете объявление городу?
– Зачем мне старпом, если всё приходится делать самому?! Разбуди священника и возвращайся. Это его работа – успокаивать и наставлять на встречу с Господом.
– А как городу поможет вера?
– Вера – рыбиум для народа. Пока они с довольной рожей будут ждать благословления, мы будем пытаться выжить.
– Но, отец Сергий… – Якорев нахмурился. Он и в спокойные времена не решался тревожить Сергия.
Странно: бывший матрос ни с того ни с сего подался в священники… Капитану не нравилось подобное переобувание.
– Якорев, проверь трюмы! Если сифонит, откачать воду! Брешь заварить! Блаженного Сергия вниз – пусть занимается насосами.
– Но… он же святой отец… – мямлил Якорев. – Дела мирские его больше не касаются. Он так и заявил месяц назад.
– Если все прикинутся святошами, кто будет спасать плавбазу?! Наш Сергий – вахтенный матрос Сергей! А святой отец – это хобби. Смекаешь, Якорев? Пусть успокоит народ и бегом, слышишь, за шкварник Сергия – осматривать трюма.
– Есть, капитан.
Через минуту Якорев ретировался, мотаясь в тамбуре. Было узко и сыро, как в ноздре. Это единственный путь попасть в город, не выползая на палубу.
– Мишаня? Ты что здесь делаешь? – опешил Якорев.
– Я … Я. Такой шторм я ещё не видел.
– Запрещено выходить! Запрещено!
– Было открыто.
– Вон, отсюда! – Якорев не хотел слушать испуганные блеянья. – Спускайся в город – нужно найти святошу.
– Я его и ищу. В городе его нет.
– Ты не слышал? Разворот на сто восемьдесят градусов и искать! Будем надеяться, святошу не смыло.
***
– Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum. Adveniat regnum Tuum. Fiat…
– Хм, открыто… – протянул Якорев. – Почему дверь в город открыта, Мишаня? —придушенно добавил он.
– Я … не … знаю.
– Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos.... – отец Сергий невозмутимо читал молитву и размахивал кадилом.
– С него течёт в три потопа. – Мишаня разглядывал мокрого Сергия. – Он снова выполз на палубу, понимаешь?
– Это я вижу!
Мишаня заглянул в окно иллюминатора: море неугомонно же извивалось.
– Шторм не утихает.
Стало подозрительно тихо. Отец Сергий смотрел совершенно не по-божески. В его глазах застряла невысказанная мысль. Секунда – и она пропала.
– Что вы здесь делаете?! – Глаза Сергия вспыхнули. Он озирался, будто его случайно выплеснуло морем.
– Тот же вопрос, отец Сергий. У вас божественная амнезия? Никому нельзя выходить в шторм! – рычал Якорев.
– Спускайтесь в город, святой отец. Люди ждут. Они напуганы, – говорил Мишаня.
– Да… Прочтите, что-нибудь из… Что вы сейчас читали? – вяло произнёс Якорев. – А потом в трюм – искать течи.
– «Отче наш» он читал, – шепнул Мишаня.
– Отче… ваш, прочитайте, там, внизу, – подхватывал Якорев.
Эта просьба подействовала на отца Сергия, как опиум. Его глазки осоловело блуждали, вдохновенно изучая лица Якорева и Мишани.
– Судно? – вымолвил священник в растерянности.
– Я ничего не вижу, – буркнул Якорев, пялясь в иллюминатор.
Отец Сергей, потрясённый до глубины души несправедливостью, Мишаней или неведомыми истинами, востро посмотрел на Якорева.
– Когда Господь хочет наказать, он отбирает разум, – отстранённо сказал Сергий, а затем вдохновенно запел: Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum. Adveniat regnum Tuum. Fiat… – дымок остывающего кадила закручивался в слова молитвы вместе с твёрдым голосом отца Сергия.