Немного ярости

Нет ничего лучше летних каникул. Вот только у тех, кто учится в техникуме летние каникулы не три месяца, а два с половиной. Зато взрослая жизнь наступает быстрее, чем у тех, кто решил идти длинным скучным путём школа – университет. Игнат тоже собирался в универ, но только заочно. К счастью, до этого было ещё далеко, а лето – вот оно, текло за окном автобуса, как широкая светлая река с зелёными берегами.

За три часа пути можно было подумать обо всём, но Игнат просто сидел, смотрел в окно и слушал музыку. Он выбрал место в конце салона, подальше от людей, хотя автобус был полупустым. Люк над головой был открыт, и ветер дул прямо в лицо. Когда-нибудь он купит себе кабриолет и поедет на море. Родители предлагали Игнату ехать на море уже этим летом, но он сознательно решил ехать в деревню, где дед обещал устроить его на лето помощником энергетика на ферму. Самостоятельный, сказала мама, а отец ничего не сказал, но в его глазах появилось выражение, которое Игнат раньше не замечал, что-то похожее на грусть, смешанную с лёгкой завистью. Ну и дурак, сказала сестра, как можно променять море на вонючую ферму? Смотри, какой купальник мне подарила мама. Купальник был красивый, но Игнат едва сдержал себя, чтобы не сказать, а зачем тебе лифчик, туда всё равно пока нечего прятать. Сестра была ещё маленькая, а он был уже взрослый. Ну, может ещё не был совсем взрослым, но уже ощущал себя таким.

По телефону дед предложил его встретить, но Игнат возмущённо отказался, точно так же, как отказал отцу, когда тот сказал, что может отвезти сына на машине. Мама сказала, у тебя же будет много вещей, и Игнат показал ей плотно набитый рюкзак. Это всё, спросила мама. Мне больше ничего не нужно, ответил Игнат, и отец снова посмотрел тем самым взглядом.

Игнат повернул голову. За окном мелькали знакомые места, как музыка, звучащая в наушниках. Franz Ferdinand сменил Linkin Park, и автобус въехал на центральную улицу деревни. Игнат встал, закинул на плечо рюкзак и пошёл к выходу, хватаясь за поручни. Здесь выходил он один. Автобус остановился и открыл переднюю дверь. Игнат сказал водителю спасибо и ступил на твёрдую землю. Автобус закрыл двери, двигатель рявкнул, и крышка на выхлопной трубе начала лязгать. На улице было прохладнее, чем в салоне. Автобус исчез в облаке пыли, и Игнат остался наедине с собакой, спящей в тени остановки, простого навеса с тремя стенками и жёлтой вывеской. Собака был пыльная, как и дорога. Наверное, она кого-то ждала. Собака открыла один глаз, а потом снова закрыла, когда Игнат прошёл мимо.

Он выключил музыку и спрятал наушники. К дому деда нужно было идти в обратную сторону через половину деревни. На улице было пусто, даже возле магазина и почты никого не было. Игнат, как местный, пошёл не по тротуару, а прямо по дороге. Её недавно ремонтировали, по асфальту змеились залитые битумной эмульсией трещины, похожие на иероглифы, как будто дорога хотела донести до людей что-то важное. Зацокали копыта, и навстречу проехал старик в телеге, запряжённой серой лошадью. Игнат кивнул головой. Старик ничего не сделал, а лошадь махнула хвостом.

***

Бабушка была дома. Она услышала скрип калитки и вышла на крыльцо, как капитан корабля выходит на мостик. Дом был не деревенской рубленой хатой, а обычным одноэтажным домом из силикатного кирпича, который дед, колхозный ветеринар, получил ещё лет двадцать назад. Радостного лая больше не было, потому что Полкан издох ещё два года назад, и нового пса дед не завёл.

– Как ты вырос, – сказала бабушка.

Игнат обрадовался, но виду не показал. Он мечтал в будущем году попасть в сборную техникума по баскетболу, но ему казалось, что не хватает роста. Теперь же притолока оказалась ниже, чем он запомнил в прошлый приезд. Бабуля обняла его, и в который раз Игнат поразился, что от неё пахнет не так, как обычно пахнет от пожилых деревенских женщин. Бабуля всю жизнь проработала учителем, и Игнат ни разу не видел её ни в валенках, ни в резиновых сапогах. Она до сих пор пользовалась духами.

Он скинул рюкзак в прихожей и пошёл мыть руки. Дом был полон предметов и запахов, которые он видел и обонял раньше, но за год успел забыть. Сильнее всего пахло жареной картошкой с салом, едой, которую мама готовила редко. Весь дом был изнутри обшит вагонкой, как будто дизайном занимался сошедший с ума лесоруб. Из часов закуковала кукушка, и этот звук сделал всё происходящее ещё роднее и знакомее.