Мужчина в чёрном пальто медленно идёт по узким переулкам ночного Тбилиси. Уличные фонари тускло освещают мощёную плитку, отбрасывая длинные тени на стены старого города. В воздухе ощущается запах специй и вкуснейшей грузинской еды, смешиваясь с ароматом влажной земли после недавней грозы.
Его взгляд скользит по крышам и переулку, а капюшон отбрасывает тень на лицо, скрывая эмоции. Вокруг слышны отголоски вечерней жизни: звон посуды, смех, звуки музыки из открытых окон. Переулки достаточно освещены, но в, то же время они кажутся загадочными и немного опасными. Мужчина движется уверенно и почти бесшумно, его взгляд сосредоточен, как будто он ищет кого-то в этом лабиринте улиц. Изредка, резкими движениями он одёргивает левую боковину пальто, как будто что-то там ему сильно мешает.
Наконец он находит дом с покосившимися деревянными дверями. Его правая рука скользит под верхнюю одежду, и он, медленно опустив ручку двери, бесшумно входит в тёмный подъезд. Внутри, тусклая одинокая лампочка слабо освещает, когда-то знавшую лучшие времена, обстановку. Это освещение создавало контраст между современностью и историей, подчёркивая уникальность места. Старинная винтовая лестница, с потрескавшимися, деревянными перилами. Облупившаяся штукатурка. В нос ударил запах сырости, перемешанный с удушливым ароматом специй, и забродившего винограда.
Когда глаза окончательно привыкли к полутьме, человек осмотрелся. Каморки консьержа в доме не было. Жильцов так же не видно. Мужчина осторожно, стараясь не шуметь, поднялся на последний этаж. Перед ним оказалось две двери. Он взглянул на табличку, висевшую на левой двери, и уверенно шагнул к правой. Попытался повернуть ручку. Заперто.
Несколько секунд мужчина изучал замок, затем улыбнулся и достал предмет, похожий на перочинный ножик. Одно уверенное движение – и механизм с тихим щелчком открылся, впустив незваного гостя в жилище.
Обстановка в квартире соответствовала общему состоянию дома. На потолке виднелись следы сажи, что говорило о том, что здесь топили печь или много курили. Старые советские обои давно потеряли свой вид и покрылись пятнами. Пахло алкоголем, табаком и прогорклым, подсолнечным маслом, вперемешку с ароматом парфюма.
В прихожей мужчина заметил две пары мужской обуви и современную детскую коляску. Он тяжело вздохнул, осознав, что в доме есть ребёнок. Это расстроило его и заставило напрячься. Прямо перед ним была арка, ведущая в комнату. Доносился звук работающего телевизора, мелькали характерные вспышки. Затем он услышал храп, достал оружие и осторожно приблизился к арке.
Маленькая гостиная. Вдоль правой стены тянется длинный кожаный диван, над которым висит зеркало. На противоположной стене – огромный работающий телевизор, по которому идёт турецкая новостная программа. Небольшой обеденный стол, за которым могли бы уместиться только четыре человека, а напротив дивана – низкий журнальный столик. На нём мужчина заметил пустой графин и два стакана. Пепельница полна окурков, на тарелке – горка хвостов от хинкали, нож и две мельхиоровые вилки. На одиноком кресле, обитом красным бархатом, небрежно лежит скомканная зимняя куртка.
На диване гость замечает двух мужчин. Один из них, лет пятидесяти, выглядел так, будто давно не мылся, и не брился. Его лицо покрыто многодневной щетиной, а глаза закрыты, он тяжело храпел, запрокинув голову. Из его рта вырывались хриплые, клокочущие звуки, а рука безвольно свисала с дивана. Создавалось впечатление, что он мертвецки пьян и даже не осознает, что происходит вокруг.
Второй, намного моложе, сидел рядом с приятелем, его лицо было искажено смесью ужаса и отчаяния. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, периодически проводя ладонями по коленям, словно пытаясь успокоиться. Его взгляд был прикован к экрану телевизора. Время от времени на экране появлялись вспышки и яркие кадры, усиливая его напряжение. Молодой мужчина истерично шептал что-то себе под нос, его голос срывался, а на лбу выступали капли пота. Он явно пребывал в панике, его движения были хаотичными и нервными. Храп его товарища становился всё громче, а дыхание – тяжелее.