•••Пролог•••. Нужно подлечиться.
Обшарпанная, ветхая и с облезлой краской как на кроватях, так и на стенах, – таким, окроплённым человеческой болью и безумием оттенком локации меня встретило отделение номер шесть городской психиатрической больницы. Входя внутрь, мне в нос ударил спёртый запах духоты, едко разбавленный вонью человеческих испражнений…
И, дорогой мой друг, я не буду просить прощения за битый и колкий, словно стекло, слог, за слова, отражающие суть всех тех вещей, которые я видел, ведь я стремлюсь показать мир таким, каким он представлен лично мне. Это нечто вроде дисклеймера, предупреждение для стесненных той широтой, которой охватывают мир мои глаза. Так уж вышло, что я цепляюсь к мелочам. И если это не подходит тебе, то оставь эти прописи, перестань читать, ведь, как уже было написано, просить прощения я не намерен, потому как просить прощения – значит, стремиться не совершать в будущем того, что послужило поводом эдакого унижения, как просьба простить. Не сомневайся, тут будет мрак, смрад, эпитеты, передающие запах гнили, запечатлённые в столь велиречивое и в то же время мерзкое повествование; мрак вперемешку со светом алого заката, обливающий яркой краской покатые плечи красивых, роскошных, юных дам. Всё это задаром отдам, ведь просто хочу быть собой, а потому прими это либо отбрось, и мы будем порознь, тлеть врозь, ведь я не враг себе и не строю козни, даже для тех, кто робел, читая. Добро пожаловать в мир тайн.
Я покажу вам свободу стиля, покажу, где она сокрыта, и вы сильно удивитесь, узнав, наконец, что свобода есть и в клетке.
Эта повесть – нечто, сотканное из моих переживаний, тайн и, не побоюсь этого слова, лихих историй. Не знаю, отчего я начал писать: то ли оттого, что мне не с кем разделить весь увиденный мной тёмный лоск гротеска, то ли оттого, что я слишком разборчивый твой сородич, иначе бы трепался без умолку со всеми подряд, то ли просто от скуки – не знаю. Однако, пока я держу в руке перо, я не утаю ни слова правды от тебя, проглотив её и следом выплюнов в никчёмном вздохе. Поэтому, как говорится, беременным и детям – просьба отойти от экрана, ну а если ты беременный ребёнок, то оставайся, конечно, и устраивайся поудобнее в том ложе, до которого дошёл ты, ведь терять уже нечего.
Что, до сих пор читаешь? Тогда продолжим.
Первая глава. «Будь дома, дорогая, я скоро вернусь.»
По давней своей традиции проснулся я сильно под вечер, проигнорировав избыток солнечного света, так по утреннему настойчиво скользящего по моему лицу. Утро перетекло в день, весенние лучи уже во всю подпекали снег, заставляя влагу тлеть. Лениво испаряясь, она поднималась ввысь. Я знаю всё это, хотя спал.
Придя в себя, я вышел в кухню, обнаружив там свою матушку, которая уже прознала про то, что я начал колоться. Как это произошло? Весьма скучно и прозаично, поверь. Я просто совсем не заботился о безопасности, а посему не убирал гараж от следов своих выходок, оставив там всё: от иголок до собственной крови. Именно так шприцы, покоющиеся в мелкой горе моих окурков, обнаружили маме истину.
Я не стал скандалить, хотя был вариант, но это незачем. Ни к чему пытаться снять с себя повешанный ярлык и навязать ей свою идеологию. Мне это не нужно, нужен душ, холодный душ, что, обдавая тело свежими струями воды, помогает найти силы даже там, где их быть априори не может – в худом, измотанном и безрассудном теле, только сошедшем с дистанции.
Я пил кофе, несколько кружек – больше обычного, но на то были свои основания: кофе показался мне чертовски вкусным и приятным, когда я растворил в нём некоторое количество блеклых, приторных кристаллов сахара. Я давно перестал подслащать кофе, ведь был убеждён, что сахар – зло, высасывающее энергию, вызывающее проблему с сосудами и прочие последствия. Да, я употреблял наркотики, но держал себя в ежовых рукавицах касаемо еды и ещё каких-то мелочей. Я верил, что прав. Придурок. Это я, тот придурок, тлеющий как окурок среди сумбурно запрятанного возле урн, клумб, клуб с пристанищем для ящеров и клуш, дур, вливал граммы пудр, что чернили пору. Тлел, как окурок, где вместо крыш, крова коек в тесных постройках – разруха и перманентный шухер.