На земле
Едкий туман поднимался с подножья холма, с глубокого темного озера, которое при редких солнечных лучах играло таким буйством красок, что никто не смог бы сказать-какого оно цвета. Но солнце заглядывало сюда крайне редко, через открывающиеся нижние шлюзы. Сегодня, с самого утра, над озером стелился туман. Он расползался, заполняя собой полости и ниши, студеными лужицами оседал в неровностях и щелях. Едкая белесая тишина окутала все вокруг и мягко светилась там, где туман был особенно густым. Резкий скрип ржавых качелей, на которых Яара тихонько раскачивалась, резал тишину, не щадя.
Она слышала свое дыханье, и ритмично стучало в ушах сердце. Холодные капли оседали на когда – то зеленых, а теперь проеденных ржавчиной до самой глубины, железных прутьев качелей. Яара вглядывалась в сбегающие вниз струйки влаги, замечая в них свое маленькое изогнутое отраженье. Ей хотелось нарушить идеальную форму зависающих перед паденьем капель, и она тихонько дула на них, чтобы не трогать лишний раз руками.
«Как долго. Сегодня я жду его так долго. Время остановилось вместе с этими каплями, а я хочу чтобы оно побежало быстрее. Сегодня мне не по себе. Не знаю – в чем тут причина – слишком резко скачет уровень загрязнения, и смерть старого Ирвина так расстроила меня. »
Ирвин умер сегодня утром. Альтербио на его руке верещало изо-всех сил, рассылая сигналы о помощи по всем направлениям, и точно показывая, каких именно веществ ему не хватает для продолжения жизни, какие препараты нужно ввести и в какой последовательности. Но у них в деревне все кончилось уже давно. Помощи ждать было неоткуда. Последнюю дозу адреналина ввели тому жалкому комку жизни, что восемь лет назад родился у Эльзы. Лучше бы его препарат ввели самой Эльзе, она была сильная, и это могло бы ей помочь. А маленькое сморщенное существо даже не пискнуло, только слабо повозило конечностями и затихло. Яара не понимала взрослых тогда – зачем его спасать, ведь если он вырастет, то останется совершенно один. Ирвин умирал молча, и если – бы не писк его Альтербио, то вокруг стояла —бы такая же ватная тишина, как сейчас, в середине этого туманного одеяла. Взрослые стояли вокруг его ложа, в жилой капсуле, и молчали. Старуха Анита, мать Эльзы, начала было неразборчиво читать на малознакомом языке, но все раздраженно на нее зашикали. Когда умирала Эльза с ребенком, никто не шикал, и она громко, неистово, снова и снова, повторяла плохо понятные Яаре слова. Но сегодня было другое утро.
Потом Ирвин выдохнул со свистом и глаза его остались открытыми. Биоустройство перестало талдонить одно и то же, и вместо цифр, доз и названий, цинично вывело на экран большие зеленые буквы устаревшим шрифтом: Completion of the maintenance of bio species. Good bye. (1) Яара крепче вцепилась в мамину сухую руку. Они еще немного постояли в полной тишине и стали расходиться. Губы старой Анны беззвучно шевелились. Яара оглянулась, выходя из капсулы вслед за всеми- лицо Ирвина стало острым и будто даже помолодевшим.
Все уже привыкли к тому, что смерть вот так запросто проходит сквозь обшивки жилых капсул. В последние годы это случалось все чаще, и в их деревне осталось только пятьдесят человек. Но уход Ирвина обрушил последний мост. Он был тем, кто еще мог починить и настроить приборы связи, и по словам самого Ирвина, он был близок, очень близок, к запуску сигнала наверх. Последние месяцы он сидел в лабораториях сутками, стараясь вдохнуть новую жизнь в перемигивающееся разноцветными огоньками, коробочку, которая по его словам, и должна была послать мощный импульс, способный преодолеть дно верхнего мира. Но его, и без того не самый крепкий организм, был уже на пределе. Он жил так долго, только потому, что родился во времена большой земли, когда даже дети с врожденными мутациями выживали и могли вести нормальный образ жизни. Его сердце, с семи лет, было заменено на искусственное, и оно еще долго могло бы стучать…А вот все остальное-были ткани, подверженные безжалостному поражению. Те, кому сейчас было 60, были здоровее тех, кому тридцать, и десять…