Иногда кажется, что ночь – это самое странное время, когда внутри всё становится слишком громким, слишком живым, слишком близким. А снаружи – наоборот: тихо, пусто и слишком тонко, чтобы стоять на ногах. И слишком тревожно, чтобы спать.
Март. Самое начало весны, но никакой весны ещё нет. Только остатки серого снега вдоль дорог и голый чёрный асфальт, по которому бегут потоки талой воды. Воздух тяжёлый, как мокрая вата. Пахнет сырой землёй, пылью и старой ржавчиной московских крыш. Чувствуется всеобщая усталость от зимы, которая не хочет уходить. Хотя она и так была слишком мягкой в этом году.
Я переворачиваюсь с боку на бок. Накрываюсь. Сбрасываю одеяло. Снова накрываюсь. То жарко, то пробирает до костей. То хочется сжаться в клубок, то хочется вытянуться по диагонали. Пульс под кожей. Лёгкий озноб. Что это? Может, опять заболела? Или просто слишком много мыслей и слишком мало сна?
На несколько минут я всё же проваливаюсь – и резко падаю. Открываю глаза и вдруг понимаю.
Боже. Это он. Это… он? Правда он? Или мне кажется? Озноб? Жар? Бессонница?
Нет. Нет. Это он. Я знаю. Прямо сейчас. Прямо здесь. В комнате. Четыре года его не было. Четыре года – тишина.
И вот – снова. Неожиданно. Резко. Воздух будто сжался. Стал вязким, как мёд. Как будто что-то щёлкнуло. Сдвинулось.
Я выползаю из кровати и подхожу к окну. Сажусь прямо на подоконник, босыми пятками на холодный пластик. Локти на колени. Подбородок на руки. Смотрю в тёмное стекло. А за стеклом ночь. Чёрный прямоугольник, в котором ничего, только пустота и тишина.
Кто-то на небе открыл клапаны не по расписанию, и вдруг пошёл снег. Медленный, тяжёлый, вязкий. Он падает большими хлопьями. Прямоугольник окна, который только что был просто чёрным, становится ватным, мягким, почти прозрачным.
Как будто ночь решила стать снежным шаром, тем самым, который встряхиваешь, и внутри идёт снег.
А меня как раз трясло. В этом беззвучном снегопаде я чувствую, как внутри всё стучит. Пульсирует. Звенит. Гулко отдаётся в груди.
Это он. Точно он.
Вернулся. После четырёх лет, в которых я убеждала себя, что всё это было один раз и никогда больше.
Я смотрю в окно, и дыхание дробится. Нечем дышать. И не хочется дышать глубоко, чтобы не спугнуть.
Всё внутри – электричество. Ток. Предчувствие. Волнение. Страх. Радость. Всё вместе.
Боже, правда он? Или я это придумала? Может, он всегда был рядом, а я не слышала? Или он и правда ушёл, а теперь вернулся?
Настоящее вдруг сделалось слишком настоящим. До мурашек. До дрожи в плечах. До щемящего восторга, перемешанного с тревогой.
Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, что с этим делать. Не знаю даже, сплю ли я или нет.
Но одно знаю точно. Он здесь.
И именно сегодня решил проверить микрофон:
Раз, два. Ты меня слышишь?
Да. Слышу.
Потому что когда не знаешь, что делать – наливаешь чай. Так было у нас в семье. Ситуация под контролем, если у тебя в руках кружка.
Даже если в ней просто кипяток, и ты стоишь посреди комнаты, где только что произошло убийство.
Убийство инструкции к жизни. Той, что всегда лежит где-то в заднем кармане джинсов – мятая, но такая надёжная.
Ставлю кружку на столик у дивана, забираюсь с ногами, подтягиваю колени к животу, обхватываю их, как будто пытаюсь упаковать себя в компактную версию. И только теперь замечаю – всё это время под мышкой держу блокнот. Тот самый толстенный старый блокнот.
Я даже не помню, как достала его. Может, рука сама протянулась, пока сознание блуждало где-то между вязким снегом за окном, тяжёлым воздухом комнаты и этим пчелиным гулом под кожей, который не утихает с самой ночи. Просто он уже здесь. Блокнот. Как будто всегда и был. А теперь он просто ждёт.
Я не открываю. Только держу в правой руке, а другой пытаюсь зацепиться за кружку. Смотрю на обложку – поцарапанную по краю, с легкими следами от чёрной гелевой ручки. Провожу пальцем по шершавой поверхности мешковины, знакомой до мельчайшей потертости. Пальцы замирают.
Может, там уже есть ответ. Может, я когда-то уже записала его сама – те, четыре года назад. И теперь нужно просто открыть, прочитать эту подсказку, вспомнить и вытащить себя за эту нитку.