Глава 1. Переполох в Малиновке
В тот жаркий летний день 189… года в Малиновке никто не работал. Вместо того, чтобы выполнять дневной урок, деревенские мужики и бабы толпились за воротами барской усадьбы. Управляющий Иван Кузьмич был сильно обескуражен страшным несчастьем и выпавшей на его долю тяжелой обязанностью обеспечить сохранность места преступления. Потому он не обращал внимания на этакое злостное непотребство. Мужики стояли хмурые, бабы, как водится, плакали, а неугомонные ребятишки облепили изгородь и ветви росших вдоль забора деревьев. Никто сегодня их оттуда не гонял, поскольку всем было не до того. Не находилось желающих пропустить хоть одно мгновение из печальных событий.
Из личных покоев усопшей хозяйки усталой походкой вышел старый доктор Старовойтов и сел рядом с приставом.
– Ну что, Харитон Иванович? За следователем Мирошниковым послали?
– Посланник даже уже вернулся. Константина Павловича нет, он уехал в Москву, скорее всего завтра сможет здесь быть. Так что, пока я тут покомандую. А что у тебя, Алексей Карпович?
– Такой удар по голове даже кто-то покрепче нашей бедняжки вряд ли смог бы выдержать. От души негодяй приложился, не делал скидку, что старушка маленькая. Эх, Серафима Гордеевна, Серафима Гордеевна, за что же тебя так? Жила бы и жила еще.
Пристав Садырин, видавший на своем веку многое, не мог сдержать эмоций:
– Как земля носит этих убивцев! Ладно, сами там друг с другом счеты сводят. Но когда ни в чем не повинных людей лютой смерти предают, своими руками готов удавить таких разбойников. Ведь добрейшей души человек была покойная, мухи не обидела. А такой страшный конец приняла.
– Да уж, не приедем мы более к любезной хозяюшке в картишки перекинуться по маленькой. Не попьем чаю с ее любимым вишневым вареньем. Эх, ладно, я тут все дела сделал. Заключение о смерти сегодня сделаю, пришлю или привезу тебе. А пока поеду к своим хворым пациентам. Им я нужнее, чем новопреставленной Серафимушке. Царствие ей небесное. Ты оставайся, Иваныч. Найдите стервеца поганого.
– Езжай, медикус. Я тут пока предварительные допросы закончу, чтобы Мирошникову докладывать. Да еще раз все осмотрю. Управляющий видно растерялся, не перекрыл доступ к усадьбе, никаких следов теперь не найти, все затоптали мужички.
Лида, ближайшая прислужница пострадавшей, рыдала в уголочке веранды, время от времени поскуливая: «Ой, барыняяя, ой, что же такоеее».
Когда Садырин призвал ее для снятия показаний, она не сразу поняла, что от нее требуется. Потом суетливо подскочила, оглушительно сморкаясь и вытирая большим платком непрерывно льющиеся слезы.
– Давай, Лида Батьковна, рассказывай, что знаешь?
– А что рассказывать-то? – бедняжка подняла ничего не понимающие блеклые, заплаканные глаза.
– Да не реви ты. И так всем тошно. Говори толком все с самого начала. Когда ты поступила к ней в услужение, какая она была в обычной обстановке, когда гостей в доме не было. Какие были у нее враги. Все рассказывай.
– Ой, батюшка Харитон Иваныч! Да какие у нее враги-то могли быть! Она ведь чисто ангел жила. Да вы и сами все знаете, Харитон Иваныч, часто же навещали ее. А она вся открытая была – божий человек безгрешный!
– Вот что, бабонька. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. И никаких лишних слов, иначе …, – пристав чуть растерянно огляделся по сторонам, – выпороть прикажу. Следствие идет. Не смей глупости говорить. Все по делу докладывай. Все про свою барыню… покойную.
Услышав про покойную, Лида вновь залилась слезами. Садырину пришлось подойти к рыдающей бабе и потрясти ее за плечи:
– Ну-ну, Лида. Потом поплачешь, а сейчас надо следствию помогать. Соберись, давай, рассказывай все без утайки, что знаешь про свою бывшую хозяйку Серафиму Гордеевну.
Пока Лида рассказывала, она много раз принималась рыдать. Большой платок весь вымок, слезы все катились и катились, даже когда казалось, что Лида успокоилась.
Знала Лида многое, но не все.