Замок Крейглит, за девятнадцать дней до Рождества
– Смелее, Фиона, сейчас самое время для волшебства, – подбодрила леди Элизабет Карри свою шотландскую кузину, стоя рядом с ней на коленях перед камином в библиотеке. Она вложила в руку Фионы Макгилливрей пучок сухих трав – точно такой же, как держала сама. – Видишь? Вот, оберни пучок прядью своих волос, произнеси заветные слова и бросай в огонь!
Фиона с сомнением посмотрела на серые листья у себя на ладони и наморщила нос, уловив их пряный запах.
– Думаешь, поможет? Я ведь не англичанка. И потом, от чародейства можно ждать чего угодно. Старая Энни говорит…
– Старая Энни! – пренебрежительно перебила Элизабет. – Что она понимает в настоящей любви? Ей ведь без малого сотня лет от роду!
Фиона бросила взгляд на дверь, но та была закрыта.
– У Энни есть дар, – шепотом возразила она. – В магии она разбирается как никто другой. Однажды я видела, как она вылечила овцу одним только…
Элизабет фыркнула.
– Одно дело – овцы и совсем другое – любовь. Ну, решайся. Узнать правду не повредит, – она вынула из кармана портновские ножницы и вопросительно вскинула брови.
Фиона всмотрелась в лицо нетерпеливой кузины, на котором лежал золотистый отблеск пламени. В дальних углах комнаты сгущались тени подступающего зимнего вечера. В декабре темнело рано, а Энни предсказывала, что в этом году зима будет необычно ранней.
– А может, нам надо было уйти в лес, развести костер и устроить пляски вокруг него? – спросила Фиона, сидя неподвижно, как статуя, пока Элизабет осторожно срезала один из ее локонов.
– Снаружи очень холодно! – запротестовала Элизабет. – Чем камин хуже костра?
– А разве он подходит для чародейства? Энни говорит, творить чары надо как полагается, иначе быть беде, – напомнила Фиона. Элизабет нахмурилась было, но морщинки у нее на лбу тут же разгладились.
– Да какая тут может быть беда? Мы же не черной магией занимаемся. А для нашего чародейства надо всего лишь собрать травы в день летнего солнцестояния, высушить их, перевязать прядью волос и сжечь в день святого Николая. То есть сегодня! И если слова, которые ты произносишь, исходят от самого сердца, тогда твое желание сбудется.
Фиона крепче сжала пальцы, и аромат лаванды усилился, заглушая запах горящего торфа, которым топился камин. В пригоршне лаванды и вправду не было ничего дурного. Тем не менее Фиона сомневалась.
– Ты первая, – наконец предложила она.
Элизабет бросила свой пучок в огонь.
– Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне на Рождество! – с жаром воскликнула она. Пламя накинулось на ее подарок, зашипело, вспыхнуло и вмиг поглотило его.
Девушки придвинулись к камину, всматриваясь в огонь в поисках таинственного знака.
– Видишь что-нибудь? – шепнула Фиона.
Элизабет присмотрелась, сощурив глаза.
– Ничего, что можно было бы по ошибке принять за истинную любовь… Бросай свой.
Фиона обернула травы локоном, перевела дыхание и бросила пучок в самое сердце пламени.
– Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне… – Она прервалась. – А почему обязательно на Рождество? Может, лучше к весне или даже к следующему лету?
Огонь сожрал второе подношение, и Элизабет досадливо вздохнула.
– Ну вот, уже сгорел, жди теперь весны.
Снаружи вдруг завыл ветер, задребезжали стекла в оконных рамах. Вихри ринулись под дверь и в трубу, разом выстудив комнату. Словно поперхнувшись, дымоход жадно втянул пламя, и оно затрещало, вспыхнуло, взвилось столбом и распалось на множество искр, ослепительно-ярких на фоне копоти, недолго померцавших и унесенных ледяным дыханием ветра. Огонь тяжело вздохнул и присмирел, притих, лишь время от времени нервно выпуская длинные языки.
Девушки переглянулись, широко раскрыв глаза.
– Что это было? – спросила Элизабет. – Что это значит?
Снаружи вновь дико и пронзительно завыл ветер. Фиона поплотнее закуталась в шаль и встала, чтобы зажечь свечи и наконец загнать тени в дальние углы, за кушетку и кресла. Элизабет бросилась к окну.