– Девушка, имейте же совесть! Вы мне совсем на голову сели! Да еще и сумку свою поставили!
– Извините, пожалуйста. – Я отодвинула свою сумку от пожилой дамы, к которой меня притиснула пассажирская толпа, хлынувшая в трамвай на остановке.
Но дама не успокоилась:
– Вы что, пьяная, что ли?! На ногах не держитесь...
– Извините, – еще раз сказала я, стараясь сохранять спокойствие, – если бы не давка, я бы близко к вам не подошла.
– Что у вас там, кирпичи? – продолжала негодовать дама, поправляя прическу и отпихивая мою сумку еще дальше.
– Книги, – кротко сказала я.
Еще пять остановок впереди, а стоять уже совсем невыносимо: давка, жара, несмотря на сентябрь; сзади кто-то уперся мне в спину рюкзаком, колготки под угрозой, потому что к ним прижимается «челночная» клетчатая сумка, и невольно подгибаются ноги на десятисантиметровых каблуках. А мадам сидит себе у окошечка и еще недовольна тем, что я покушаюсь на ее личное пространство. Еще «пьяной» обзывается.
– Какие книги?! У вас там что-то железное... – Она шлепнула по сумке рукой и потрясла ушибленными пальцами.
Мне стало смешно. Я наклонилась к ее уху и прошептала:
– Только вы меня не выдавайте...
Она изогнула шею, чтобы смерить меня высокомерным взглядом, а я приоткрыла сумку и показала ей лежавший сверху пистолет.
После этого взгляд утратил высокомерие, дама стремительно выкрутилась со своего места и растворилась в толпе пассажиров. А я, презрев приличия и даже не оглядевшись в поисках более достойного кандидата на освободившееся место, плюхнулась к окошку и пообещала себе не поддаваться больше на провокации друга и коллеги Горчакова. Свои вещдоки пусть сам с экспертизы забирает и в трамвае возит. Но тут же устыдилась: он все-таки тоже мне помогает, вот месяц назад череп для меня забирал из областного бюро судмедэкспертизы и на метро отвез в Военно-медицинскую академию.
Интересная была экспертиза: на черепе две линии переломов пересекались, вернее, одна из линий прерывалась, упершись в другую, что давало нам возможность совершенно точно определить, какой из этих переломов образовался первым, а значит, и в какой последовательности наносились удары, эти переломы причинившие. А это было принципиально, так мы разбили версию злодея, который утверждал, что нанес только один удар по голове потерпевшему и ушел, а уж кто его добил – это наша задача установить. Поскольку злодей сдуру показал, куда именно ударил он, я легко парировала, выложив на стол заключение экспертизы: там, с рисунками и фотографиями, весьма наглядно разъяснялось, что первый удар был нанесен как раз в другое место, а вот линия перелома, шедшая от указанной злодеем точки приложения травмирующего орудия, образовалась от второго удара, поскольку упиралась в первую линию и дальше не шла. Вывод ясен даже детям – наука умеет много гитик, а следователь это обстоятельство должен использовать по максимуму.
Задумавшись, я чуть не проехала свою остановку. С трудом продравшись к выходу, прижимая к себе сумку с драгоценным вещдоком, я вывалилась из трамвая на раскаленный асфальт прямо в объятия друга и коллеги Горчакова.
– Как ты вовремя, подруга, – поприветствовал он меня, – сходи-ка в РУВД, там тебе работенка подвалила.
– Леша, ты обалдел? – возмутилась я. – Да я на ногах не стою, с другого конца города на общественном транспорте и, между прочим, с твоими вещдоками! На, забирай. – И я полезла в сумку, но Горчаков, испуганно оглядевшись, схватил меня за руку и засунул пистолет обратно.
– Да ну тебя, еще пристрелишь,– проговорил он, продолжая удерживать мою руку.
– Отпусти. И не мечтай, что я пойду за тебя работать.
– Ну чего ты взъелась-то? Сейчас спасибо скажешь. Потерпевший с черепно-мозговой травмой, из парадной.
Я перевела дух. Да, действительно, работенка моя. За последние две недели это четвертый потерпевший с черепно-мозговой травмой из парадной. Из предыдущих трех один еще жив, но в критическом состоянии, двое умерли. Ничего не похищено. У всех расстегнуты брюки.
Показаний никто из них дать не смог, но определенную картину составить удалось. Все – молодые мужчины примерно одного возраста, около тридцати; все светловолосые, прилично одетые, не похожие на людей, которые собирались помочиться в парадной, хотя бы потому, что двое шли домой, а один только что вышел из квартиры.