Лица

Лютогост Любомыслович Милоблудов – так решил себя величать Ванька Отребьев. Это желание стать таковым было настолько серьёзно, что Ванька пошёл в местный ЗАГС и чётко, внятно, громогласно выразил там свою позицию. Увидев его красное лицо и слегка одурманенный взгляд, служащая заведения сначала заглянула почему-то за угол, где находился туалет, а затем, немного оторопев то ли от Отребьева, то ли от внезапно нахлынувших потусторонних сил, показала Ваньке на определённую дверь – дескать, идите туда для подачи заявления.

Через некоторое время Ванька по паспорту стал Милоблудовым, а свою прежнюю фамилию и имя вовсе забыл. Отца с матерью перестал узнавать, а на зовы немногочисленных товарищей и знакомых «Ванька, Ванька» никак не реагировал. Однако кто-то узнал его новое имя и стал обращаться к нему по-новому, но и на новое имя Ванька-Лютогост не откликался. Как будто ушёл куда-то в себя, а там – затмение и болотный туман с лягушками. Причину своего желания изменить фамилию, имя, отчество Ванька-Лютогост понять не мог – то ли от того, что мыслительные процессы исчезли, то ли запредельное вмешалось.

После подобной фамильной трансформации окружающие вспомнили, что Ванька до похода в ЗАГС часто покупал глянцевые журналы, где красовались знаменитости-красавцы да златокудрые супермодели. Никому неведомо было, зачем понадобились Ваньке эти печатные издания в огромном количестве. Кстати говоря, миловидные бабушки, сидящие возле дома Ваньки, неоднократно видели, как он выносил из своей квартиры на помойку эти журналы, и они были разодраны всклочь – только с неистовым остервенением подобный эффект можно было достичь. Каждый раз, когда Лютогост подходил к помойке, оттуда зловеще было слышно кваканье лягушек. Этим странным событиям вокруг журналов местные жители, окружающие жизнь Ваньки, предали значение уже после того, как Ванька преобразовался в Лютогоста, а до этого всё происходило как будто незамеченным.

После переформатирования своей идентичности Любомыслович стал подолгу гулять по улицам. При этом его поведение в общественных местах явно отличалось от негласных принятых в обществе норм: Милоблудов, встречая на своём пути прохожего, близко к нему подходил и пристально смотрел в лицо, бегая своими глазёнками-микроскопами по чертам лица. Казалось, что Лютогост хотел подольше запечатлеть в своей памяти лицо встречного пешехода. Реакция людей была разнообразна на такие выпады со стороны Милоблудова, но в основном все спешно ретировались от слегка бесноватого любопытствующего. Они твердили, что в глазах Лютогоста можно было узреть что-то тёмненькое, мрачненькое. От этого им становилось жутковатенько – как будто на них смотрели откуда-то оттуденько, а не отсюденько. И это вызывало ужас. Ну или недержание мочи.