– Верхняя Радищевская 8, вызов принят.
– Михалыч, что там? – Спросил санитар, рукой растирая лицо, стряхивая с себя остатки сна.
– Парашютист*.
– Упаковываем?
– А кто знает, приедем увидим – ответил фельдшер. – Ну что стоим? – сказал он, обращаясь к водителю – включай дискотеку, поехали.
Специалистов не хватало, и бригада скорой помощи состояла всего из трёх человек. Старшим в бригаде был фельдшер, Фёдор Михайлович, для своих, дядя Фёдор или просто Михалыч. Мужчина крепкого телосложения, во всех отношениях опытный, в возрасте незаметно для самого себя подошедший к полувековому рубежу. Санитара, высокого, двадцатичетырёхлетнего парня, балагура и весельчака, с необычными какими-то стеклянными глазами серого цвета. И собственно водителя, аса руля и газа, человека немногословного, отлично знавшего свою машину и город. Фамилия его была Кузьмичев, и с самого начала как-то повелось, что к нему обращаться не иначе как Кузьмич.
– Да здесь, во двор сворачивай, видишь, нас встречают. Машина въехала в проезд между домами.
– Всё, дальше не проедем – сказал водитель. Дорогу преграждала узкая канава, вырытая не известно, когда и для удобства перехода перекрытая в одном месте двумя досками. Здесь, по всей вероятности, что-то начинали строить, но так и не докончив бросили. По всему двору валялся строительный мусор, битый кирпич, куски арматуры, в сторонке неряшливой копной расползлись доски.
– Кузьмич, мы сейчас выйдем, а ты машину тогда разверни, – сказал Михалыч водителю. Во дворе их встретил возрастной мужчина в тёмно-синем плаще, с портфелем в руках.
– Иду я, домой возвращался. Несколько не связано, явно волнуясь начал он – случайно увидел, здесь на шестом этаже, – мужчина неопределённо махнул рукой в сторону дома, – он сначала снаружи по карнизу балкона ходил, за перила держался, потом руки отпустил и вниз. Упал, сразу поднялся, я даже глазам не поверил, несколько шагов сделал и рухнул. Ну я скорою и вызвал, трогать его не стал, так издалека посмотрел только, мужчина молодой вроде.
У стены десятиэтажного дома сталинской постройки, был разбит газон, далее через несколько метров проходила народная тропа, сейчас вся заваленная строительным мусором. Рядом с этой кучей лежал босой человек в зелёных спортивных брюках и розовой майке с неразборчивой надписью на спине. Медики вдвоём склонились над телом, разбившийся лежал почти безмолвно, лишь тихо постанывая.
– Так, возраст, вряд ли старше сорока, лицо всё разбито. Понятно, это он при вторичном падении получил, дошёл до кирпичей и лицом навзничь, как только шею не сломал – Фёдор осторожно провёл пальцами по поверхности шеи. Не здесь всё в порядке, а вот как он лежит мне не нравиться, не хорошая такая поза, очень уж характерная.
Пострадавший лежал на правом боку, ноги притянуты к животу, такая поза сигнализирует о возможном разрыве печени и как следствии внутреннем кровотечении. Глаза у него были тусклые, запавшие, взгляд неподвижный, под глазами легли тени.
– Цианоз рта, носа, да какая тут синюшность здесь все оттенки красного, – сказал сам себе фельдшер, – запаха перегара нет, рвоты нет, а язычок мы сейчас поправим, чтобы не запал.
– Сергей, проверь АД и пульс на тебе, – обратился к санитару фельдшер, осторожно пальпируя живот. Повреждение явно есть, реакция на пальпацию отсутствует.
– Смотри, а он ещё тот старый скрипач, – сказал санитар, пытаясь нащупать пульс на запястье. И действительно на серой коже предплечья с внутренней стороны выделялись узкие бугры старых шрамов.
– Пульс нитевидный, АД падает. Налицо торпидная фаза травматического шока. В этот момент периферические сосуды расширяются и кровь отекает от жизненно важных органов, как следствие нарушается работа сердца, и ещё больше ухудшается кровообращение. Падает артериальное давление.
– Готовь полиглюкин, большая кровопотеря, будем замещать, а то не довезём, – сказал Фёдор.
На улице пару раз крякнула полицейская сирена.
– О, индейцы пожаловали, – заметил санитар.
– Сначала разместим, потом бюрократией займёмся. Каталка здесь не пройдёт, на соплях* понесём, – решил фельдшер.