Пыль висела в воздухе густым, неподвижным саваном, прорезаемая лишь резкими лучами паяльников. В бывшем бомбоубежище под корпусом №7 полузаброшенного технопарка «Северный» ютился НИИ «Прогресс». Здесь, среди груд списанного оборудования – мерцающих осциллографов, гудевших трансформаторов и паутины проводов – Ирина Воронова вела свою священную войну. Войну против невежества, против смешков таких, как Вадим Ершов из Академического, назвавший ее в лицо «сумасшедшей бабенкой» после того, как она осмелилась заговорить о квантовой топологии сознания на конференции.
«Подача на катушку три!» – крикнул Дима Лебедев, его лицо, испачканное машинным маслом, светилось в голубоватом свечении главного экрана. Его руки, покрытые сетью старых ожогов и царапин, двигались с хирургической точностью, подключая очередной блок к сердцевине установки – «Скальпелю». Это был монстр из нержавеющей стали, меди и керамики, напоминающий гибрид томографа и ускорителя частиц, увенчанный сферой из толстого свинцового стекла.
Ирина, с тугой седой косой и глубокими тенями под глазами, всматривалась в спектрограмму на мониторе. Они повторяли эксперимент по регистрации квантовых флуктуаций в конденсированной среде. Объект – одинокий кварк, изолированный в магнитной ловушке внутри сферы. Цель – поймать мимолетный след гипотетического гравитона.
«Дергай!»
Дима щелкнул рубильником. По «Скальпелю» пробежала дрожь. Гул трансформаторов перешел в визг. Внутри сферы вспыхнуло крошечное, ослепительно белое пятно – кварк под чудовищным напряжением.
«Регистрируем!» – Ирина вцепилась в край стола. На экране спектрометра вместо ожидаемых пиков гравитационного возмущения поползла… структура. Невероятно сложная, фрактальная, пульсирующая. Линии спектра не просто колебались – они плелись в многомерные узлы, разворачивались в калейдоскоп невозможных геометрий. Мониторы вокруг захлебывались данными. Компьютер безуспешно пытался аппроксимировать данные стандартными моделями квантовых флуктуаций.
«Что… что это?» – прошептал молодой лаборант Саша, бледнея.
Ирина молчала. Ее взгляд был прикован к экрану. Она видела не спектр. Она видела… карту. Карту чего-то невообразимо огромного, сжатого до размеров элементарной частицы. В ее сознании, отточенном годами работы с уравнениями квантовой гравитации и теорией струн, сложилась чудовищная, прекрасная гипотеза. Если квантовое состояние частицы фундаментально неопределенно до измерения, представляя суперпозицию всех возможностей… то что, если эта "суперпозиция" и есть ее истинный масштаб? Не точка, а целый ландшафт вероятных вселенных, свернутый в планковский объем? Брана…
«Он не точка. Он… мембрана. Развернутая в полноценное пространство-время. Со своими измерениями. Своими законами. Это… вселенная, Дима.»
Дима вытер ладонью лоб, оставив черную полосу. «Вселенная? Внутри кварка? Ирина Сергеевна, это…»
«Безумие? Да. Но посмотри!» Она ткнула пальцем в экран. «Энергетические уровни – это не орбитали, это галактические сверхскопления в миниатюре! Эти колебания – не флуктуации, это гравитационные волны его внутренней вселенной!»
Она откинулась на спинку стула, охватив голову руками. Год назад погибла Аня. Автобус сошел в кювет. С тех пор мир для Ирины стал черно-белым, плоским. До этого момента. Теперь в ее сознании, рядом с болью, зажглась безумная, запретная надежда. Если каждая частица – целый мир… где-то там, в бесконечном зоопарке реальностей, существует ветка, где Аня не села в тот автобус. Где она жива.
«Скальпель» гудел, как живой. Ирина подняла глаза на его сферу. Они создали его для сканирования квантовой пены. Но теперь она понимала его истинное предназначение.
«Дима… – ее голос окреп. – Мы неверно смотрели. «Скальпель» – не микроскоп. Он – шлюз. Он может не просто смотреть. Он может проектировать. Сознание. Туда.»
Она указала на крошечное белое пятно в сфере. На целую вселенную внутри кварка.