Крамольная тема
У медитации странный имидж. Она уходит корнями в древние восточные практики, но широко распространилась на Западе. Там у нее множество поклонников. Но далеко не все из них практикуют медитацию регулярно. Говорят, что нет неправильного способа медитировать. В то же время есть как минимум десяток разновидностей медитации, существенно отличающихся друг от друга: какой выбрать? И наконец, главный вопрос: это в самом деле помогает? И от чего именно?
Полвека назад дела обстояли еще запутаннее. Авторы этой книги практикуют медитацию с начала 1970-х годов. Оба провели не один месяц в Индии, посвящали немало времени ретритам, общению с йогами и изучению древних духовных текстов. Это увлечение Гоулман и Дэвидсон хотели соединить со своей профессией, изучив влияние медитации на сознание с помощью строгих научных методов. Но в те времена слово «сознание» даже психологами воспринималось как нечто абстрактное. А любые измененные состояния сознания ассоциировались только с ЛСД. Психологи были очарованы бихевиористским подходом, согласно которому изучению подлежит только поведение, но никак не скрытые в наших головах помыслы.
Кроме того, 50 лет назад в распоряжении ученых не было аппаратов МРТ, помогающих точно отслеживать мозговую активность участников экспериментов в разных условиях. Дэвидсон, чьей специальностью была нейробиология, мог рассчитывать только на показатели пульса и потоотделения – удручающе неточные, но революционные по тем временам.
Да и сами дерзкие исследователи, хоть и были воодушевлены, порой впадали в уныние. И Дэн, и Ричи (они были друзьями с первых месяцев гарвардской аспирантуры) регулярно практиковали медитацию и неоднократно испытали на себе преображающее воздействие ретритов, но все же не были в этом столь последовательны, как их восточные учителя. Во время очередного ретрита, предполагавшего многочасовую неподвижность или многодневное молчание, они ощущали, что способны справиться с таким испытанием и это проясняет их ум. Однако по возвращении в Америку на них нередко накатывало нечто вроде «ментального похмелья»: ум не мог перестроиться.
Вместе с тем оба автора этой книги и 50 лет назад, и сегодня уверены: медитация – не просто один из способов почувствовать себя лучше, она ведет к устойчивым переменам в сознании. Регулярно медитируя, становишься другим человеком – и это не метафора.
Ум пластичен
В древних трактатах типа «Висуддхимаггы»[1] метаморфозы медитирующего ума расписаны очень подробно – от фокусировки на дыхании и наблюдения за «обезьяньим» умом с его сутолокой скачущих мыслей до отпускания мыслей и достижения нирваны. Тот, кто осознал природу своего ума и научился с ним справляться, становится добр и сострадателен – это, помимо прочих, и есть те устойчивые перемены личности, которые порождает медитация.
Подобные идеи были распространены и в западной философии. Киники, стоики, эпикурейцы – все эти древнегреческие мыслители учили своих последователей держать ум в строгости. Философия для них была не очередной школьной дисциплиной, а школой жизни. Принимать себя и других. Уметь меняться. Проявлять сострадание. Иметь цель, которая больше тебя самого. Все эти ментальные задания вненациональны и за две тысячи лет не потеряли актуальности.
Словом, разум можно и нужно тренировать[2] так же, как и тело, – тогда он станет здоровым и крепким. Ученые вплотную подошли к этой идее, открыв нейропластичность мозга (вообще-то, само понятие было предложено еще в 1948 году, но наука опирается не на понятия, а на проверенные факты, и эта работа идет небыстро). Сегодня в любой научно-популярной книжке про мозг написано про гиппокамп лондонских таксистов[3], но в 1970-е подобные открытия были свежей новостью.
Нейропластичность означает, что любой наш опыт меняет мозг на физическом уровне. Когда Дэн и Ричи узнали про первые доказанные случаи нейропластичности (не у таксистов, а у лабораторных крыс), они будто услышали, как ключ щелкнул в замке. Вот как нужно изучать измененные медитацией черты личности.