Пока не появились те двое русских, все шло гладко.
Всем пострадавшим от моды на просветление посвящается. Аминь.
Индия, январь 2013
Норвежец Маркус вечно топит печь в своем домике, чуть ниже по склону. Дым стоит коромыслом! Он уже четвертый раз в Индии, а в деревушке X – впервые. Он, как и все хиппи из Гокарны, ходит замотанный во всякое индийское тряпье; вечно поправляет пашмину из шерсти яка, которая так и норовит слететь с его плеч. В этой пашмине определенно живут какие-то насекомые. Впрочем, как и в моем матрасе…
Когда я прогрел дом большими камнями из костра – у меня-то нет печки, – меня сразу начали покусывать. Теперь они и в мой спальник забрались, эти подлые насекомые. Они что, тоже собираются путешествовать?! Ну ничего, ничего, их, в общем-то, не так и много, они почти и не кусают. Может, из-за высоты? Мы ведь примерно на двух километрах над уровнем моря. У них, должно быть, как и у меня, голова от такой высоты кружится. Первое время я только и делал, что спал.
Я почти никуда не хожу, торчу здесь, в «пэйнтин-хаус», как называет его хозяин. Домик и правда красочный: стены из серых неровных камней, а швы выкрашены ярко-оранжевой краской. Дверь и окно – зеленые.
Хозяин – этот улыбчивый полутораметровый тамил – берет с меня четыреста рупий в сутки за однокомнатный домик, в котором нет ничего, кроме кровати, маленького складного столика, металлического, проржавевшего до дыр стула и вязанки дров в углу. Ни раковины, ни туалета – ничего здесь нет.
Конечно, вы сразу станете утверждать, что туалет есть в кирпичной пристройке на углу дома и там же есть малюсенький латунный краник, торчащий из стены. Согласен, все это есть, но вода в этом кранике – ледяная! И она всегда льется на ноги. А по утрам здесь вовсе не жарко. Градусов, думаю, десять, не больше. Но все это, конечно, мелочи. Все это глупости и пустяки, ведь с моего крыльца открывается лучший вид на долину! Ни с одного крыльца в этой затерянной в горах деревушке вы не увидите того, что вижу я каждое утро и каждую ночь.
Каждую ночь высыпают звезды и выплывают низкие гигантские облака, из-за которых долина в свете своих мелких оранжевых и желтых огоньков выглядит точно сфера. Ты чувствуешь себя настоящим Мерлином! Или еще кем-то, не знаю… В общем, мистическое создается настроение, хоть я и не верю ни в какую мистику.
А утром, если встать пораньше – часов хотя бы в восемь, – облака выплывают снизу, ползут по склону, разбиваются о тебя влажной прохладой и поднимаются наверх, чтобы слиться с другими облаками или чтобы раствориться на полпути. Незабываемо это все. Я верю, что эти облака даже из последнего мерзавца хоть на пару мгновений, да сделают доброго человека.
Норвежец Маркус уже месяца три торчит здесь, а я торчу всего три недели. Ровно три недели прошло с тех пор, как Кристина меня бросила… Да, опять. Это даже смешно.
В тот вечер мы хорошо покурили травы. Покурили и, как у нас водится, разоткровенничались. О, вот это действительно нелепая вещь – быть откровенным под травой! Мой вам совет – никогда так не делайте. Под алкоголем – еще куда ни шло, а откровенничать под травой – полнейший идиотизм и слабоумие! Нельзя это забывать. И несчастен тот, кто забудет!
Вот, значит, в тот вечер Кристина рассказала, что у нее был небольшой романчик в Гоа, пока я там, в своем мрачном Петербурге, пытался решиться на путешествие, точно Раскольников на убийство бабушки… А я в свою очередь рассказал ей о Нике. Я признался, что выбрал Нику… Но Ника умерла, и вот я, мол, сейчас здесь и с тобой, дорогая моя Кристина. На этом все. Мы посмеялись и легли спать.
Утром она собрала свой рюкзак и сказала мне, что на этом действительно все. Все кончено. Теперь уже навсегда. Она уехала… А я снова остался в дураках. Но я уже привык: привык проигрывать и не считаю, что быть проигравшим по жизни – это так уж плохо. У каждого – свои радости; у меня, например, есть эта деревня, и я наслаждаюсь своими деньками. Ни одна сволочь меня здесь не достанет! Безопасность и благополучие. Здесь можно ненароком превратиться в человеколюбца.