Хрустальный корабль, летящий по своей вечной орбите, завис над покрытым облаками миром, проплывающим глубоко под ним. Внутри его молчаливых залов находились искатели Забвения и Красоты. Здесь было около пятидесяти из них, но никто не был в состоянии вспомнить, почему они прилетели сюда, не один пытался сделать это, никто даже не задумывался над этим. Однако, они все еще прилетали сюда в течение всех этих пятисот лет, словно это был какой-то ритуал.
Из обширного шара центрального зала Искатели смотрели наружу, на грандиозную панораму своего мира или думали в глубоком трансе в полужидких подушках кресел и диванов общего зала. Темно-красный сироп читты, как свернувшаяся кровь, застыл на краях хрустальных бокалов.
Читта окрасила губы Таравасси, звезда танцевала на кончиках ее пальцев, словно она отбросила в сторону барьер бытия и ощущений, чтобы остаться наедине со вселенной, бесформенной, безвременной, бездумной… Таравасси грезила, как грезили все они и как всегда будут грезить, и словно не было никакого инцидента с Андаром.
Краски солнечного заката на вечернем небе побледнели. Кроваво-красные лепестки растворились в пастельных тонах, их приятный аромат развеялся. Осталось только воспоминание о нем. Какой барьер окружал ее, оковы плоти, поддерживающая их опора из набора костей образовывала форму ее тела. Она вновь вернулась к действительности. Она была озабочена.
– Это правда! Это правда! – внезапный звук голосов обрушился на нее, взорвался в мозгу жарким пламенем.
Она неуверенно пошевелила рукой, неспособная решать, что ей закрыть: глаза или уши. Бледное лицо, резкие ограниченные контуры в окружающей ее полутьме нависли над ней, она была вырвана, потрясена и вышвырнута в коридор окружающим оглушительным шумом.
– Посмотрите на себя, вы… вы… вы… не понимаете, звери, испорченные, отвратительные… – слабый вскрик, после которого она полностью проснулась, чтобы совладать с болью, которая пронзила ее, однако она снова была отброшена в ячеистую мягкость кушетки.
Лицо отдалялось от нее, становилось реальностью, медленно обретая фигуру. Она узнала Андара, его светлый балахон, как ветер, развевался над зеленым лучом и он снова и снова кричал:
– Я знаю правду! Но ВЫ не можете ее увидеть! – его пальцы извивались в странных жестах, он медленно брел по помещению. Она инстинктивно приподнялась, чтобы проследовать за ним по прозрачному залу и увидела, как он, натыкаясь на другие неподвижные тела, пробивал себе дорогу, прокладывая путь к самому прекрасному – к Звездному Источнику. – Я люблю тебя, я ненавижу тебя! – невозможно было понять, смеется он или ругается. – Ваша полужизнь! Ваша живая смерть! Я единственный, единственный живой и я не могу долго жить с вами. – Он достиг края источника, встал на колени и нагнулся над холодной пульсирующей глубиной. – Я знаю вашу тайну! – Он повернулся к собственному лицу, отражавшемуся под ним, – и я готов, готов победить дракона и погрузиться в черную бездну. Возьми меня! Есть одно небо, и это смерть…
Плача, он соскользнул в глубину Источника, обняв свою собственную, такую незначительную тень. Фосфоресцирующие волны, прошедшие по тесному аквариуму, взволновали поверхность не воды, потом тело его замерло. Пораженная Таравасси стояла неподвижно, неспособная связать происшедшее с истинностью его сути.
И он лежал там, абсолютно неподвижно и спокойно. Другие, которые видели эту сцену вместе с ней и которые были в состоянии понять ее, подошли и собрались вокруг Таравасси, а она тихо и спокойно, и плавно, с легким удивлением скользила через зал, чтобы, наконец, остановиться на краю источника.
Тело Андара лежало у его ног, неподвижное, обмякшее, странным образом повисшее над бездной. Сине-зеленая волна мягко обмыла его, пошевелила его богато украшенный балахон, заиграла его светлыми волосами, завилась вокруг его застывших пальцев. Таравасси знала, что его рука не чувствует ничего, кроме слабого холодка, и она опустила руку в бездонную глубину. Тайна сине-зеленого Источника никогда не волновала ее, она даже редко думала об этом. Но когда она взглянула в глубину, звезды показались ей очень бледными и близкими.