Глава 31: Совет Отчаяния и Робкий Луч Надежды
Тишина в зале совета была такой густой, что ее, казалось, можно было резать ножом. Вопрос Алекс – «У кого-нибудь есть идеи, как заставить заткнуться этого Спящего? Желательно, навсегда» – все еще висел в воздухе, тяжелый и безрадостный, как свинцовое небо перед затяжным ливнем. Огонь в камине потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на изможденные лица. Кингсбридж был спасен, да, но какой ценой. Разруха царила за стенами этого зала, а теперь еще и эта новая, непонятная угроза выползла из древних кошмаров.
Морган, всегдашний прагматик, первым нарушил молчание. Его голос был хриплым, как у человека, проведшего слишком много ночей без сна. «Идеи? Алекс, мы сражаемся с тем, чего не понимаем. Древняя дрянь, запечатанная черт знает когда. Элайджа что-то знал, но он…» Он осекся, бросив быстрый взгляд на пустующее место, где обычно сидел старый маг. Потеря все еще ощущалась остро.
Арнгрим, представитель Нордхольма, массивный и суровый, как скалы его родины, кивнул. «Наши ведуньи говорят, что Печати слабеют. То, что сделал Элайджа, спасая ваш город, лишь подтолкнуло пробуждение Спящего. Он кормится страхом, отчаянием… и магией, что нарушает древний баланс». Его взгляд был тяжелым. «У Нордхольма нет ответов, как его "заткнуть навсегда". Мы веками лишь наблюдали и старались не тревожить».
Алекс обвела их взглядом. Усталость въелась в каждую черточку ее лица, но в глазах все еще горел упрямый огонек. «Значит, сидим и ждем, пока эта тварь проснется окончательно и сожрет нас всех к чертовой матери? Отличный план. Просто великолепный». Ее сарказм был острым, как всегда. «Должен же быть способ. Элайджа не стал бы возиться со всеми этими Печатями, если бы не было хоть какой-то контрмеры».
Именно в этот момент, когда отчаяние готово было окончательно затопить комнату, стражник у двери кашлянул. «Ваше Величество… э-э… Королева Алекс, там человек. Говорит, у него важные сведения. Про Древнего Спящего».
Морган нахмурился. «Кто он? Очередной паникер или сумасшедший, наслушавшийся баек?»
«Зовут его Каэлен, милорд. Говорит, он картограф и… ученый. Пришел с Северных Пустошей, тех, что за Старым Лесом. Принес какие-то карты».
Алекс подняла бровь. Северные Пустоши считались практически необитаемыми, выжженными землями, где редко кто появлялся по своей воле. «Картограф, значит? Пусть войдет. Хуже уже вряд ли будет. А если он действительно сумасшедший, хоть развлечемся».
Дверь отворилась, и в зал вошел человек, совершенно не похожий на обитателя Пустошей. Высокий, худой, почти до прозрачности бледный, с копной спутанных темных волос и глазами такого пронзительно-синего цвета, что казались нереальными. Одет он был в простую, но чистую одежду путешественника, а через плечо у него висела потертая кожаная сумка, туго набитая свитками. Он нервно сжимал в руках один, особенно древнего вида, пергамент.
«Каэлен, к вашим услугам, Ваше Величество, лорд Морган, посланник Нордхольма», – его голос был тихим, но на удивление твердым. Он поклонился, возможно, чуть более церемонно, чем требовалось. «Я пришел, потому что услышал… почувствовал дрожь земли. И увидел знаки. Спящий пробуждается, и времени у нас мало».
Далеко на севере, в краю вечных ветров и заснеженных пиков, где законы южных королевств были лишь пустым звуком, другой человек заканчивал свою работу. Рорик был полной противоположностью только что представшему перед королевой ученому. Широкоплечий, обветренный, с лицом, испещренным старыми шрамами, и глазами цвета замерзшего озера. Его ремеслом была охота. Охота на то, что обычные люди называли кошмарами.
Сейчас он стоял над поверженным зверем – огромным, искаженным волком с шерстью цвета сажи и светящимися гнилостным светом глазами. Тварь терроризировала местных пастухов уже несколько недель. Рорик вытер окровавленный топор о штаны из грубой кожи. Работа сделана. Деньги будут.
Он уже собирался уходить, когда что-то привлекло его внимание. В разорванной груди твари, среди обугленных ребер, тускло мерцал небольшой, неправильной формы осколок. Черный, как сама ночь, он слабо пульсировал, и от него исходил едва уловимый холод и ощущение… неправильности. Рорик нахмурился. Он повидал немало странного за свою жизнь, но такое – впервые. Это не было частью зверя. Это было что-то чужеродное.