Мы веселые и смурные, бесшабашные и серьезные,
дети поверхности и жители глубины.
Мы озабочены производимым впечатлением, но действуем по первому импульсу.
Мы рвемся на свободу, но тщательно начищаем сковывающие нас цепи.
Противоречивые на вид и целые на пробу.
Мы маемся там, где стоило пройти, пробегаем там, где имело смысл задержаться.
Мы так напряженно о чем-то думаем, что можем сдвинуть гору,
но даже примятое перышко, вырвавшееся из ткани пуховика,
не шевельнется от мысленного приказа.
Приходится применять руки там, где достаточно взгляда.
Мы объясняем, объясняемся, но еще больше запутываем дела.
Мы ходим кругами вокруг про-, об-, пере-, пред-, скрываясь от глаголов прямого действия,
выставляя вперед тяжеловесные существительные,
словно оправдывая собственную нерасторопность.
Нам трудно сделать шаг в сторону, а уж тем более назад,
хотя мы ходим на танцы и упорно разучиваем шаги.
Такие странные с высоты птичьего полета,
такие озабоченные и потные с высоты комнатной мухи,
такие непостижимо огромные с высоты муравья.
Кто мы такие?
Сиятельные дети вселенной, невообразимо глубокие,
уходящие во мрак беззвездного космоса,
возвращающиеся с теплым весенним лучом солнца, чтобы согнать снег.
Вечно разделенные и неделимые, теряющие себя в зеркалах,
опутанные сетями гравитации, проводящие ток и не приводящие к радости.
Мы – это смех, голосистый, раскатистый смех вселенной,
примиряющий нас с идеей конечности.
Мы – это слезы, слезы первозданности – прозрачные и соленые,
пронзительные, как любовь, проходящая сквозь тело.
И когда мы испаряемся с ладоней земли, где-то далеко-далеко слышен выдох,
чтобы смениться вдохом.
И к кому-то приходит счастье быть человеком.