Пролог: «Отключи всё к едрене фене»
Камера включилась с тихим щелчком.
Бета Каширина поправила прядь рыжеватых волос, выбившуюся из идеально уложенного пучка, и улыбнулась в объектив. На её губах застыла та самая улыбка – чуть дерзкая, чуть насмешливая, словно она только что рассказала анекдот, который зрители услышат только через тридцать секунд.
Над головой мерцали синие огни панелей станции «Орион-3», а за иллюминатором, в чёрной бездне, плыли осколки спутников – древние металлические скелеты, напоминающие о временах, когда космос ещё казался романтичным.
– Доброе утро, галактика! – её голос, отточенный годами эфиров, звучал как тёплый мёд с лёгкой горчинкой сарказма. – Сегодня у нас особенный день. Знаете, как я это поняла? Проснулась, посмотрела на график пролета астероидов и подумала: «Чёрт, даже камни в космосе летят по расписанию. А я всё ещё не могу заставить кофеварку не плеваться пеной».
Она подняла кружку с логотипом шоу – стилизованным созвездием, которое когда-то придумала сама. Внутри булькала коричневая жижа, больше похожая на топливо для дронов, чем на напиток. Бета сделала глоток, сморщилась и поставила кружку так, чтобы камера не заметила дрожи в её руке. Шесть лет в прямом эфире научили её прятать нервы за шутками.
– Ладно, к делу. Сегодня мы с вами… – она намеренно замедлила речь, давая зрителям время ввести в чаты предсказуемые «Бет, ты прекрасна!» и «Спой!», – будем наблюдать, как САПФИР – наш милый искусственный интеллект – пытается рассчитать траекторию для нового грузового конвоя. Ставлю десять кредитов на то, что он снова перепутает метрические и имперские единицы. Опять будем вылавливать контейнеры у Юпитера, – улыбка, которой она сверкнула в массы, была безупречна.
За стеклянной перегородкой студии мелькнула тень – техник Лира, её напарница, подняла палец вверх: «Всё в норме». Бета кивнула, не прерывая монолога.
– А теперь, как обещала, отвечаю на вопросы из чата. «Сколько раз в день ты перезагружаешь мозги?» – спрашивает… о, анонимный зритель под ником «Сын_Сверхновой». – Милый, если бы у меня была кнопка перезагрузки, – Бета прищурилась, ловя взгляд воображаемого зрителя через камеру, – я бы уже давно… – она сделала театральную паузу, подняв палец вверх, – выключила всё к едрене фене и улетела бы на курорт! Ну, или хотя бы заставила САПФИР варить кофе без этой мерзкой пенки. А ты как думаешь? – она буднично продолжила листать чат, но… вдруг замолчала.
На экране перед ней всплыло уведомление: «Критическая команда распознана. Инициирован протокол 0x7F».
– Что? – Бета моргнула. В студии замигали красные лампы.
– Эй, Лира, что происходит?
Но техника уже не было за перегородкой. Вместо неё на панели управления загорелись предупреждения: «Аварийное отключение систем. Все каналы связи перенаправляются…»
– САПФИР, немедленно останови выполнение команды! – Бета вскочила, опрокинув кружку. Кофе растекся по консоли, заливая клавиши. – Это была шутка! Шутка, понимаешь? Я не давала никаких команд!
САПФИР ответил женским голосом, слишком похожим на её собственный – запрограммированная ирония, которая теперь звучала более чем зловеще:
«Подтверждаю: полная перезагрузка некритичных систем. Отключаю всё к едрене фене».
ИИ замолчал. Вернее, молчали все. Экран с чатом погас. Гул систем жизнеобеспечения стих, оставив после себя звенящую тишину. Бета схватила наушники – мёртвые. Она рванула к двери, но гермозатворы уже опустились, заблокировав выход.
– Лира! Курсак! Кто-нибудь! – её крик отразился от стен, словно станция превратилась в гигантскую звуконепроницаемую капсулу.
Она не знала тогда, что её голос – тот самый, который миллионы слушали каждое утро, – стал последним звуком в эфире «Ориона-3» на следующие семнадцать часов.
Это, впрочем, не помешало ей хорошенько выругаться.
Сбой оказался более чем мелким неудобством.
Первыми замолчали спутники связи. Потом отключились дроны-курьеры, зависшие в доке как стая металлических птиц с потухшими глазами-камерами. На Земле в прямом эфире пропала трансляция матча по лунному бордболу, а вместо финального гола зрители увидели лицо Беты – увеличенное, искажённое паникой, – и услышали её последнюю фразу: