Глава первая
Все дело в тёще
– Боже ты мой, какой позор!
И что это за фигня-то такая? Чего же так орут? Какой позор? Где позор?
Я стоял, прислонившись к стенке, а передо мной бегал полноватый дядька среднего роста, с бородкой и наметившейся плешью. Незнакомец размахивал руками и вопил. Причем заметно было, что он не изображает трагедию, а по-настоящему расстроен.
Дядька подскочил ко мне, цепко ухватил за грудки и прорычал:
– Как же тебе не стыдно?
Захотелось дать мужичку плюху, но что-то меня удержало. Наверное, слезы в уголках его глаз. Видно же, что он расстроен. И агрессии в его поведении я не чувствовал. Кулаки потихоньку разжались.
– Стыдно, – покладисто кивнул я, пытаясь понять, что происходит и почему мне должно быть стыдно.
Что за цирк передо мной устраивает незнакомец в странной одежде, напоминающей костюмы со старых фотографий? Распахнутый долгополый пиджак, под ним жилетка, по которой в часовой карманчик спускается цепочка. Век этак девятнадцатый. Не то конец, не то середина. Я же историк!
И мебель какая-то музейная. Письменный стол, обитый зеленым сукном, книжный шкаф, где за стеклом золотятся корешки книг. Хм… А книги, хотя и старинные, но не старые. Обычно букинистика выглядит иначе – позолота осыпалась, кожа, как не реставрируй, усохла и потрескалась. Новоделы? Целый шкаф?
Посреди стола старинный письменный прибор, похоже, бронзовый. На краю – бронзовая же девушка с корзиной. В углу, на невысоком подиуме, статуя не то Геракла, не то Геркулеса, тоже из потемневшей бронзы. Меж двух очень высоких окон юноша, укрощающий коня. Уж не копия ли работы Клодта? Если да, то это коллекционер высокого полета.
Что же я такого сотворил, чтобы попасть к коллекционеру? В жизни не имел дела ни с бронзой, ни с антиквариатом, ни с коллекционерами. В музеях бываю, книги читаю, да и в Интернете смотрю на старинные изделия.
– Стыдно ему? – взревел дядька, тряхнув меня как следует. – Сукин ты сын, а не мой!
«Если ударит – дам сдачи!» – твердо решил я, но дядька шагнул в сторону, уселся – даже и не уселся, рухнул на стул и… горько зарыдал.
А стульчик крутой! «Работы мастера Гамбса», – подсказала мне память. Может и не Гамбса, но я про других мастеров не слышал. И этого-то запомнил только благодаря бессмертной книге[1]. И всё же, что за хрень происходит? Допустим, я сукин сын. Но при чем здесь «не его»? Мой отец выглядит по-другому. Помоложе будет и с военным мундиром не расстается.
– Нет, ну вы подумайте! Мой сын и наследник, потомок столбовых дворян Чернавских опозорил весь род!
Какой сын? Какие столбовые дворяне? Их у нас повывели сто с лишним лет назад, а те, кто тусуются на балах, – ряженые.
Вчера я возил на дачу тещу. Отвез, потом возвращался обратно. Последнее, что запомнил, – «мерс», выскочивший на меня по встречке. Кажется, успел уйти. Не уверен, потому что еще припомнились сирены «скорой помощи» и свет, нестерпимо бьющий в глаза.
Как же я не хотел ехать! Но жена уговорила.
– Дим, а Дим… – ныла Ленка, уткнувшись в мое плечо.
Я оторвался от тарелки с макаронами по-флотски и посмотрел на жену. Макароны по-флотски я люблю, но готовить приходится лишь для себя, потому что жена их не ест – говорит, от них толстеют. Супруга предпочитает ужинать салатом из помидоров или какой-нибудь травкой. Хорошо еще, что не мешала мне жарить яичницу по утрам или варить пельмени. Известно же – чего жена не любит, того мужу не едать. Но она относится к моим кулинарным изыскам с пониманием. Зато сама мастерски варит щи, которые я обожаю.
Если рассматривать нашу пару чисто формально, с точки зрения законодательства, мы с Ленкой являемся сожителями, хотя вместе уже пять лет. Но я ее считаю женой, она меня – мужем; в соцсетях и у меня, и у нее прописано, что один женат, а вторая – замужем. Распишемся, разумеется, но не сегодня, чуть позже, а уже потом подумаем о ребенке. Возраст позволяет (мне двадцать девять, Ленке двадцать пять), куда спешить? Но кольца у меня на всякий случай приготовлены, так что, если уловлю намек подруги, то я, как пионер.