Пока она катилась стремительно и беспомощно вниз по крутому снежному склону в полной темноте, мысли крутились и летели, как соломинки на ветру. "Отпустили, бросили… Куда я упаду, неважно, главное отпустили…" Руки цеплялись за сухие ветки или траву, скользили по ледяным кочкам, замедляли падение. Всем телом и даже пуховым пальто она ощущала, как скорость выдыхается и вот сейчас…
Она ткнулась ногой во что-то твердое, услышала хруст щиколотки, и боль остановила движение. Но темнота продолжалась, хотя преграда зрению чувствовалась неполная, неудобная, скорее неприятная. Раньше, чем она сообразила, почему ничего не видит, свободные руки сдернули с головы мерзкий колпак, и ночь замерцала темным светом и отдаленным заревом.
"Теперь нога, надо посмотреть, что с ногой," – подумала она, но вдруг из темноты справа (или слева) в отдалении выплыли два электрических глаза и медленно стали расти. Одновременно она поняла, что почва под ней подрагивает, а поврежденная щиколотка мелко трясется вместе с твердым предметом, на который наткнулась.
Догадка возникла не в мозгу, а в руках и ногах. Прежде чем сознание освоило информацию о летящем на нее поезде, тело пришло в движение и стало карабкаться вверх по крутому склону, с которого только что скатилось. Сухие стебли оказались отличным подспорьем, за них сподручно было цепляться и подтягиваться. Боль в ноге послушно утихла и не мешала движению вверх, осталась лишь малая слабость в суставе. Еще один рывок, и она оказалась почти в безопасности – окна электрички вплотную приблизились, но между ней и поездом оказалось спасительное пространство, наполненное гулкой вибрацией.
Аквариумы вагонов медленно плыли мимо глаз, было видно, как люди плавно покачиваются на сиденьях, прислоняются к поручням, читают стоя или сидя. Народу было немного, это, конечно, были вагоны метро, вовсе не электричка, значит, какие-то наземные линии. Никто изнутри ее не видел, поезд тихо проехал мимо и встал вблизи, там, очевидно, располагалась станция.
"Если бы хотели сбросить под поезд, то подождали бы, пока подошел поближе," – размышляла она, сидя на снегу среди засохших трав, – "Значит, действительно выбросили, а если поезд переедет – то не они виноваты, пожалуй что так. Но об этом позднее, сейчас надо выбираться, а думать обо всем потом. Сначала нога…"
Не сходя с травяного насеста, она попробовала подвигать ступней, оказалось больно, трудно, но возможно. Скорее всего, перелома не случилось, иначе было бы больнее. Возможности передвижения, хоть ограниченные, но имелись. Теперь надо было двигаться к выходу, брести до станции или выбираться за ограждение, оно виднелось на фоне темно-синих небес и отдаленного свечения домов над головой. Но поначалу она проверила имущество, которое скатилось вместе с ней на рельсы.
О предшествующих моментах она старалась не думать, пока не выберется, оно было не слишком трудно, поскольку то, что с ней случилось ни в какие рамки не укладывалось. На данный момент стояла конкретная задача. Посмотреть, не забыла ли чего и вернуться в нормальную жизнь, где никто ее не сбрасывал на рельсы.
Все оказалось в порядке, сумка пристегнута на поясе, из нее ничего не выпало, очки потеряны, но она помнит где, там и ее вязаная шапка, вместо неё – та самая гадость, что ей напялили на голову, с прорезями для глаз. Только надели маску-шапку задом наперед, чтобы она не видела, куда ехали. Бандитский головной убор валялся там, где она его сбросила, на расстоянии протянутой руки. Она подобрала вещественное доказательство и сунула в карман.
Далее она с трудом поднялась и побрела в сторону станции. Идти было трудно и больно, склон круто уходил вверх, внизу влажно светились и темнели рельсы, от них хотелось быть как можно дальше, особенно если появится следующий поезд. Чтобы его не пропустить, она поминутно оглядывалась, а скорости это занятие не прибавляло. Однако растительность на склоне, жесткие, сухие стебли – помогали в продвижении, за них можно было держаться.