«Тут мое внимание привлек сидевший на стене паук.
Я подошел поближе, чтобы лучше его рассмотреть,
и паук совершенно отчетливо сказал: «Привет».
Мне не показалось странным, что паук поприветствовал меня
(как не показался Алисе странным говорящий белый кролик).
Я ответил: «Привет и тебе».
Потом мы пустились в разговор об аналитической философии.»
«Галлюцинации», Оливер Сакс
В коридоре слышалось сопение, глухие шаги и неторопливое шорканье веника по полу. Егор недовольно потёр нос и покосился на дверь. Двадцать первый век на дворе! А уборщица снова притащила веник. К Алёне, местной дурочке, в «Заслоне» относились снисходительно и прощали странные причуды. Но ведь компания не жалеет денег на технику! Есть и робот-пылесос, и автоматические мойщики окон, и куча всяких приспособлений и средств, в которых Егор не разбирался, но был уверен: они призваны облегчить человеку жизнь.
Стоит только нажать на кнопку, как робот-пылесос и мусор соберёт, и полы отдраит. «Алёна бы ещё окна принялась вручную мыть», – неприязненно подумал Егор. Неравномерное шорканье по полу отвлекало и сбивало с мысли. 21:30. Вообще-то давно пора домой, но сегодня Егор планировал задержаться и спокойно поработать, когда в офисе никого не будет. А тут…
Умом Егор понимал, что несправедлив. Алёна всегда приходила после семи вечера, чтобы никому не мешать, а полы наутро сверкали чистотой. Так ли уж важно, как уборщице это удавалось? Но Егора не заботила чистота, ему хотелось тишины и уединения. Ладно бы любимая работа, ей он мог заниматься хоть среди бушующего урагана. Но документация по проекту, отчёты с грифом секретно… Всё это наводило уныние и тоску, а потому требовало полного сосредоточения.
Раздражение победило. Егор решительно вскочил и выглянул в коридор:
– Алёна, привет. Я хотел поработать ещё пару часиков, если не возражаешь.
Веснушчатое, простоватое лицо Алёны просияло, она, не выпуская из руки веник, почесала левое оттопыренное ухо:
– Ой, Егор Федотович! Та работайте на здоровье, я кабинет ваш позже протру!
Егор поморщился.
– Можешь сегодня не протирать, только выкинь мусор. Я имел в виду не это. Начни с другого этажа, пожалуйста.
Уборщица недоуменно моргнула и развела руками, всё также не выпуская веник.
– Дык эта… это… Та я ж там всё убрала уже.
– Совсем всё? Шустрая какая. Ну, начни хотя бы с того конца коридора.
Лицо Алёны сделалось таким несчастным, словно Егор отобрал у неё любимый веник и надругался над каждым прутиком, при этом дьявольски хохоча.
– Егор Федотович, простите, но я уже и там… – Алёна виновато замолчала.
Глухое раздражение нарастало. Егору очень хотелось шугануть энергичную уборщицу, но выглядеть тираном и деспотом, прежде всего, в собственных же глазах, не хотелось. Егор улыбнулся как можно приятнее, от души надеясь, что это не выглядит злобным оскалом, кивнул и в сердцах громко хлопнул дверью.
Минуту в коридоре царила тишина. Егор уже возблагодарил неведомых Богов за то, что Алёна сметливо свалила, как снова раздалось шорканье, но на этот раз неторопливым назвать его было сложно. Алёнин «тумблер» как будто переключили на двойную скорость. Это бесило ещё сильнее. К тому же Егор прекрасно понимал, что уборщица старается поскорее подмести коридор, чтобы угодить ему, драгоценному начальнику.
Алёна всех считала (и называла!) начальниками. Разубедить её так и не удалось, сотрудники «Заслона» плюнули на это, правда, не раньше, чем через полгода попыток, но взамен записали сироту-Алёнку, выросшую в детском доме, в «дочери полка». Подкармливали шоколадом, а то и зазывали домой отведать наваристого борща.
В ящике стола лежало несколько шоколадок, купленных на всякий случай (секретаршам при случае подкинуть). Сам Егор сладкое не уважал, и он бы с радостью отдал одну из шоколадок Алёне, чтобы только та наконец ушла. Но, увы, Егор не мог открыто объявить Алёне своё желание, поэтому идею с «подкупом» пришлось отринуть.
Егор открыл ящик стола и с тоской посмотрел на шоколадки, увидел рядом с ними наушники, просиял, обозвал себя болваном и с большим облегчением воткнул их в уши. Нетерпеливо провёл пальцем по панели управления, развернув вирт-экран, хозяйственно ушедший в спящий режим.