Д. Андронов
ЁРЖИК
по следам цветочных воришек
Глава первая. Дом
Белело ли что-то за синей рекой?
Вставал ли за речкой лесок золотой?
Бежал ли по речке уставший баркас?
Нам, то неизвестно. То было до нас.
Петляли ли чайки над гладью речной?
Дрожала ль осока в тени голубой?
Про то неизвестно, но знаем прекрасно,
что в доме напротив огромной реки.
Нет! В доме огромном у тихой воды.
Нет, даже не так. Нам известно чудесней:
В том доме, где множество стен и окошек,
а в каждом окне занавески в горошек.
А если собрать весь в горошек в ладошки,
то можно наделать семь литров окрошки,
и ей накормить даже птичек и кошек.
Конечно же, если у кисок и пташек
появиться к ней интерес.
Так вот.
В этом доме, где дверцы скрипучи,
а ручки на дверках немножко колючи.
Да что там колючи! Кусачи и злючи.
А как же иначе им быть?
А если воришка захочет забраться?
Не каждый с воришкой попробует драться.
Ведь можно без носа при драке остаться!
А ручка-колючка способна прекрасно,
воришку за дверь не пустить.
Нам это известно. Но более скажем!
Вот Дом! Он значительный, многоэтажный,
точнее возвышенно сильноэтажный.
Из ёржиков в нём поселился б не каждый,
кто любит этажность и в лифтах кружить.
Так вот.
В этом Доме. Точнее с фасада,
где выросла из гиацинтов преграда,
находится дверка, размерами с книжку.
За ней обитает не птичка, не мышка
и даже не с пальчик весёлый мальчишка.
Скрипя, открывается дверка-малышка.
Точнее сначала три раза звенели
за дверкой ключами и песенку пели,
а после стучали по дверке предметом,
по звуку – тяжелым, но важно ли это?
Три раза звенели, два раза стучали,
и дверку-малышку тихонько качали.
И дверка пошла, забренчав и тревожась,
и даже от страха немного кукожась.
Коснулась стены. Бубенцы зазвенели.
Да те, что на дверке-малышке висели.
Затихла малышка, а с ней бубенцы —
все звуки попрятали в вечность концы.
И здесь, на пороге, где коврик для ножек,
что служит ночами приютом для кошек.
Тем кошкам, что изредка любят горошек,
что им раздают в предрассветной тиши.
На коврике, что перешёл по наследству
к владельцу, когда вдруг закончилось детство,
с которым закончилось, кстати, соседство
с мамулей, папулей, сестрёнкой и братом.
Жаль в детство нельзя воротиться обратно.
Сейчас же владелец ковра бородатый.
Не прям борода. Больше сладкая вата.
На ощупь уж точно, как сладкая вата.
По цвету стандартна, немного помята.
Но в этой бородке довольно приятно,
той птичке, что гнездышко свить не сумела
в малиновой рощице и прилетела
в бородку к тому, кто стоит на пороге,
и смотрит сейчас на короткие ноги.
Конечно свои.
Ножки птички в бородке.
Тончайшие ножки. Для смелой походки.
– Бадам, – говорит он, и злится немного.
Естественно, злится! Собрался в дорогу,
а ботики на ноги не нацепил!
– Бадам, базабыл. Бабатинки, базыл!
И дверка-малышка обратно закрылась.
Бубенчики пели, о том, что им снилось…
А сниться ли что-то бубенчикам, кстати?
Наверное, да. Про бубенчики хватит.
Три раза бренчали за дверкой ключами,
два раза стучали и дверку качали.
И дверка-малышка дрожала и пела,
бубенчики радостно делали дело.
На петлях вращаясь, коснулись стены.
И вот, на пороге явился из тьмы…
Из тьмы приквартирной, где спят силуэты.
Лишь то, что мы видим:
– четыре газеты;
– копилка;
– дробилка орехов;
– кассета;
А что за кассета? Чуть позже про это.
А дальше лежали, стояли, пылились,
такие предметы, что нам и не снились:
– кривая сова, вероятно, подделка;
– ядро ведролёта;
– живая свистелка;
– какая-то шпага;
– какой-то билет.
А дальше не видно. А, значит, секрет.
Знакомьтесь, друзья, к нам из тьмы приквартирной
шагнул за порог…
Он почти что всемирный.
Известный, чуть больше, чем в целой квартире.
Но меньше, чем скажем, в каком-нибудь мире.
Довольно знакомый. Довольно чужой.
Чужой, но не всем. А забавный какой!
Знакомьтесь же!
Ёржик.
В ботинках бумажных.
Он – очень смешной, и не очень отважный.
Но это не важно, а важно другое.
У Ёржика сердце, как солнце, большое.
Не то, чтоб размером, но свет от сердечка,
согреет и ёржика, и человечка.