Эротический этюд № 24

Последние несколько недель ей было не до сережек. Теперь мочки почти заросли, и она тихонько матерится, продевая в них старые бабкины, «фамильные», тяжелые серьги… Все. Готово. Она критически смотрит в зеркало. Старое золото смотрится немодно, но стильно.

– Для начала неплохо, – Она улыбается сама себе и раскрывает косметичку.

В зеркале отражается красивая семнадцатилетняя девица, кровь с молоком, клубника в сметане. Кроме сережек, на ней пока нет ничего, и вся она – как голая сцена, на которой начинают расставлять декорации перед спектаклем. А колдовской театральный дух еще хранит нафталиновые воспоминания о предыдущем, с иными декорациями, поставленном на той же сцене по другой пьесе.

У пьесы странный сюжет, и, пока девочка раскрашивает свое лицо, я деликатно отвернусь и перескажу тебе то, что знаю.

Представь комнату, тесную, как табакерка, для двух чертиков, которые в ней обитают. Один из них – маленькая девочка, заморыш, в котором трудно предположить нынешнюю красавицу с такими… Впрочем, я обещал отвернуться. Отворачиваюсь и продолжаю.

Так вот, маленькая девочка с глазами мангуста жила в табакерке не одна, а с мамой. Мама у нее была красивая, но бедная, и поэтому казалась иногда форменной уродиной. Особенно когда возвращалась из своей грошовой конторы поздно вечером, с тяжелыми сумками, в которых никогда не бывало гостинцев, только самое необходимое. Но иногда мама вспоминала, что она – красавица, и доставала бутылку наливки, которую делала сама из подобранных на улице гнилых абрикосов. Раскрасневшись, она звала свою девочку и рассказывала ей странные красивые истории. Потом укладывала ее спать и уходила из дома, а возвращалась не одна, а с каким-нибудь дядей. Девочка притворялась, что спит, но мама все равно на всякий случай вешала через всю комнату большую простыню и выключала верхнюю лампу, оставляя только маленький ночник у своей кровати…

…Все, ресницы готовы. Можно было их и не красить, и так за брови задевают. Да и румяна накладывать глупо. Вот тени не помешают, чего нет, того нет…

…тени, которые девочка видела на растянутой простыне, были для нее вместо снов. Когда глаза привыкали к полумраку, ночник рисовал на простынях тени мамы и того дяди, который с ней сегодня. Они все были разные, эти тени. Даже мамина тень всегда была разной, как будто очередной спутник дарил ей новую, непохожую на предыдущие. Эти тени боролись, ласкались, сидели порознь, иногда даже дрались. Все это сопровождалось разными звуками и запахами, но как раз звуки и запахи были очень похожи один на другой. А тени были все разные, за ними было интересно и грустно наблюдать. Почему грустно? Сейчас расскажу, только взгляну на нашу героиню…

Конец ознакомительного фрагмента.