Если бы где-то в этот момент рядом были часы, стрелка бы указывала на 9 утра.
Но смысла в часах не было. Часы – это пережиток прошлого, в наше время в них просто нет необходимости.
Глаза открылись. Ровно в положенное время потолок начал наполняться холодным светом, с каждым мигом все ярче и ярче. Чип в голове подал сигнал мозгу просыпаться. Каждое утро начиналось одинаково: все школьники и студенты Эмпирона просыпались в одно и то же время.
Комната прямоугольной формы, относительно комнат других подростков – небольшая. Обустроена она, может показаться, дико: окно, несколько портретов, представляющих собой тончайшие экраны с движущимися людьми. Такая технология называется «умная фотография» – этакий короткий видеофрагмент, заключенный в стекло и прикрепленный к стене. На столе из деревозаменителя были разбросаны карты памяти, турник давно покрылся пылью, как и стоящее на подоконнике растение: пучок беспорядочно растущих зеленых листков без единого признака на цветение. Ревант скинул с себя одеяло, надел рубашку на вакуумных застежках, штаны и начал спускаться вниз. Ступени, ведущие на первый этаж, выглядели, мягко говоря, уставшими. Краска на лестнице почти вся облезла, прутья, поддерживающие перила, танцевали в разные стороны уже несколько десятилетий. Мать вовсю хлопотала на кухне: для мужа и сына нужно было приготовить завтрак, еще и не забыть про малютку Еву, плачущую в своей колыбели. Отец семейства просыпался раньше остальных, но спускался последним.
– Доброе, – поприветствовал Ревант. Он никогда не договаривал «утро», и так ведь понятно, какое сейчас время.
– Доброе, – сухо ответила мать.
Он зашел в ванную. Как и каждый день до этого, посмотрел в зеркало, скользя взглядом, начиная с шеи, затем медленно поднимая его; пристально вглядывался в свои карие глаза, может, пытался что-то разглядеть в их бездонной пустоте, но сам он не придавал значения этому утреннему ритуалу. Юноша достал из пластмассового шкафчика зубную накладку, прополоскал под холодной водой и вставил в зубы, потом опять поднял глаза на себя: молодой человек семнадцати лет, со смуглой кожей, высокого роста, черными короткими волосами и носом с горбинкой. Он не занимался спортом, но выглядел достаточно спортивно.
Зубная накладка закончила свою работу, уведомив своего владельца мягкой вибрацией. Обязательным считалась ежеутренняя проверка чипа в голове. Для этого выдвигались два дополнительных маленьких зеркала так, чтобы в отражении увидеть затылок. Заметив зеленое, ежесекундно мигающее свечение, нужно было сказать:
– Ревант Лайнхарт. 9:03. Чип-ингибитор в норме.
После этого, наведя порядок, он поспешил на кухню, по пути столкнувшись с отцом. Вместе вся семья села за стол. На завтрак была гречка с мясным пюре.
– Что это? – задался вопросом отец, предполагая ответ.
– То же, что и вчера, – все также сухо отвечала мать.
– Опять фарш из насекомых? Неужели мы не можем утром поесть просто кашу?
– Не говори глупостей! Ты сам знаешь, что белок утром – это полезно, а тараканов много, их не жалко, они дешевые. На вкус они не такие уж и противные, какими кажутся, а заразы в них нет, я их долго сушила. Ревант, нечего так хмуриться! Давай-давай!
Блюдо на самом деле выглядело не так аппетитно, не так, как люди, условно говоря, двадцатого или двадцать первого века представляли себе идеальный завтрак. Но разве был выбор?
С горем пополам семейство одолело утренний ланч, все разошлись по комнатам. Мать скорее подбежала к колыбели, взяла младенца на руки, и, прежде чем кормить ребенка, повернула его к себе спиной так, чтобы был виден затылок, затем громко произнесла:
– Ева Лайнхарт. 9:11. Чип-ингибитор в норме.
В своей комнате юноша прикрепил рюкзак, с которым ходил всегда и везде, на спину, затем спустился вниз, попрощался с остальными членами семьи и вышел на улицу.