Старая квартира, словно выпавшая из времени… Или не так – словно вобравшая в себя все прожитое время. Множество мелких вещиц, книг, картин осело здесь, словно планктон в пасти кашалота.
Всё на своем месте. Шкатулка с финифтью, фарфоровая статуэтка, пожелтевшая кружевная салфетка, сухостой в китайской вазе с узким горлом и прочая, прочая… Ни единого свободного места, а если появляется что-то новое – что-то поистине нужное, памятное, важное – всё прочее приходит в движение, освобождая место для новосёла.
Все соседи по дому помнят одно – в этой квартире всегда жила большая семья. И всегда этой семьей и этим домом правила бабушка…
За окнами – питерский двор-колодец. Окна – не стеклопакеты, на зиму их заклеивают, прокладывают рамы ватой и засушенными ветками рябины. В зале, в углу – печка, выложенная глазурованной плиткой. У этой печки любит читать или дремать в глубоком кресле бабушка Софья.
А еще бабушка Софья каждое утро варит кашу для всей семьи. Ровно столько, сколько себя помнит каждый обитатель квартиры, запах сладкой молочной гречневой каши – это первое, что ощущается после пробуждения. Даже если кому-то случается уезжать, ночевать в гостях, в отеле или летнем лагере, фантомное воспоминание о сладкой молочной гречневой каше все равно щекочет их ноздри в первые секунды после пробуждения.
Для бабушки Софьи каша была необходимым ритуалом. Когда она просыпалась, ее жизнь всплывала в памяти. Не вся – просто не успевала. Дома, улицы, реки, города, лица, голоса… Люди, которых она знала, ее любимые, ее дети, внуки, правнуки…
Потом Софья поднималась с кровати, медленно, по-старчески тяжело. И собирала свои воспоминания: кто сейчас живет в ее доме?
Дочь Дарья – ее второй ребенок, никогда не оставляла мать. Зять – Алексей. Профессор, историк. Хороший человек, но совсем обычный.
Внуки – Вика и Гриша…
Бабушка Софья всегда любила внуков. Но к юной Вике она относилась особенно. Вику она и звала своей наследницей и еще мечтала сделать из нее хозяйку.
Скоро должен был приехать младший сын Николенька. Михайло, старший, тоже обещал объявиться.
У бабушки Софьи теплело на душе. Дети всегда старались прибиться к ней поближе, когда наступала зима. Не то, чтобы они тосковали – просто помнили, что матери было тяжко в начале зимы. Каждый год, сколько бы лет не прошло…
А готовя кашу, Софья думала о каждом, для кого она когда-либо ее готовила, и ей становилось мирно и хорошо. Возможно, оттого и каша выходила доброй и сладкой.
***
Проснувшись и почуяв гречку, Алексей почувствовал, как пробуждающиеся нервы определили границу его собственного тела, отделив от кровати и от лежащей рядом жены. Окончательно пробудившись, он покрепче обнял жену. Вздохнул. Дарья вздохнула в ответ и прикопалась поближе.
Очередное мирное утро. Какая разница, сколько их еще? Кто может знать?..
Милосердно выждав минуту, зазвонил будильник.
Алексей не спешил – сегодня ждали лекции вечерников. А вот Дарья по семейной договоренности занималась младшим, Гришей, последний год перед ее возвращением к трудовой деятельности. Так что, поцеловав мужа, Дарья испарилась.
А Алексея ждал ноутбук – письма от коллег, студентов, незаконченная статья, почти законченная методичка к сессии. Все то, что требовало возни и внимания не меньше, чем ребенок.
Так что, накинув халат и нацепив на нос очки, Алексей извлек ноутбук из глубины секретера, с полки такой узкой и темной, что ее можно было принять за потайную. Ноутбук, как и вся техника в этом доме извлекались из мест хранения только по необходимости, а после убирались обратно. И речи быть не могло о просмотре телевизора за обедом.
Алексей вообще считал, что с тещей ему повезло – она относилась к нему как к сыну. Единственное, что вызывало в ней недовольство – так это его привычка часами пялиться в источающий мертвенный свет прямоугольник и шуршать по пластмассовым квадратикам клавиш. И как было ей объяснить, что это занятие эквивалентно многочасовому скрипению пером по бумаге?